К вечеру какое-то смутное раздражение стало овладевать им. Он не мог смотреть новости. Все телеведущие казались ему тупыми, политики равнодушными, а деятели культуры циничными. Телеканалы показывали и говорили одно и то же. Раздражение переходило в злость. Почему никто ни черта не делает? Почему людей не спасают? Сколько можно ждать? Где наши хваленые спецслужбы?

От сердца тупой болью поднималась и разрасталась ненависть. Гнойная опухоль ненависти оттеснила все другие чувства. Она душила и терзала уставшее тело и воспаленный мозг.

Если бы сейчас ему предложили стать палачом, он бы, не задумываясь, расстрелял всех террористов. И самодовольных небритых бойцов, и робких сестер с замотанными лицами. Всех! Возможно, только это принесло бы ему облегчение.

Власов вспомнил, как раньше в Чечне постоянно видел злые лица мальчишек и испуганные взгляды девчонок. И вот они выросли. Они уже в Москве. В их руках оружие и взрывчатка. И жизнь любимого человека. Сейчас он жалел, что не убил тогда никого из них. Тогда они были в его власти, а теперь они диктуют условия.

Рука то и дело выхватывала пистолет, побелевшие пальцы нервно сжимали широкую рукоять, глаз сквозь прицел искал жертву. Так хотелось увидеть врага и разрядить в него оружие.

После службы на Северном Кавказе волны непонятного раздражения иногда захлестывали Власова, и тогда он мог сорваться из-за пустяка. После одного такого беспричинного срыва Света и рассталась с ним. А несколько дней назад, опять же из-за вспыльчивости, Андрей потерял неплохую работу.

Когда мать позвала ужинать, Андрей наорал на нее и закрылся в комнате. Со злости он метнул кинжал в дверь. Острый клинок глубоко вошел в дерево. Руки еще помнят, удовлетворенно подумал он.

Заснуть в этот раз Андрей не смог. Ночью он опять поехал к злополучному Дворцу культуры с вывеской «Нордост». Его ненависть требовала выхода. Он хотел проникнуть в здание, чтобы убить хотя бы одного террориста. Ему нужна была жертва.

А вдруг ему удастся перебить всех врагов? Ведь в фильмах именно так и бывает. Приходит разозлившийся герой, крушит все на своем пути и спасает любимую. Он готов был растерзать бандитов, только бы спасти Светлану. Он верил, что сможет это сделать, и удивлялся, почему не совершил этого в первый же день.

Власов, как и раньше, проник на территорию завода, прокрался к нужному окошку и спустился в подвал. Он опять забыл фонарик, но это – ерунда. Теперь он знает дорогу и лучше подготовлен. Кроме ножа, у него есть пистолет! Он постоянно ощущал его приятную тяжесть.

В этот раз путь по трубам показался короче. Добравшись до светлого проема из выломанных кирпичей, он прислушался и осмотрелся. В обозримом пространстве никого не было, на полу стояла вода, пробитую трубу, видимо, отключили не сразу. Было тихо и сыро. «Пора действовать», – отдал себе приказ Власов.

Андрей с трудом протиснулся в маленькую дыру, шлепнулся руками в грязную воду. Пока выпрямлялся – почувствовал сбоку какое-то движение. Дернулся, но среагировать не успел. Сильный удар по голове отключил сознание.

Когда он очнулся, то сквозь туман в глазах увидел по обеим сторонам двух хорошо вооруженных людей в камуфляже и масках. Андрей прикрыл веки, прислушиваясь к мутному шуму в голове. Слепая злость прошла, надо было искать разумный выход. Рука осторожно потянулась к оружию. Только бы не заметили! Но надежда тут же испарилась: ни пистолета, ни кинжала у него не было.

– Ты кто? – услышал он грубый вопрос.

Без акцента говорят, – отметил Власов. Приоткрыл глаза и стал медленно подниматься из лужи, стараясь казаться слабым и выиграть время. Бойцы стояли метрах в трех впереди на расстоянии друг от друга. Неожиданно не достанешь. К тому же оба держали Власова на прицеле короткоствольных автоматов. Андрей пригляделся к современному вооружению незнакомцев, отметил их спецназовские шлемы с микрофоном и наушниками, и тут до него дошло: да это же свои!

– Я свой, – с трудом выговорил он.

– Разберемся. С какой целью проник сюда?

– Чеченов мочить. Здесь моя девушка, в заложниках…

– Шустрый! – усмехнулся один из бойцов. – Как зовут?

– Андрей. Власов.

Неожиданно где-то сверху глухо прозвучала автоматная очередь. Потом еще раз. Военные насторожились. Судя по всему, один из них получил по рации какую-то команду. Он коротко ответил невидимому командиру:

– Так точно. Задача ясна.

Военный взглянул на часы, сделал непонятный знак напарнику и обратился к Власову:

– Вали отсюда. Мы сами разберемся. Подвал давно уже наш, но ты уходи, как пришел. Тут еще могут быть растяжки.

– Может, я тоже… – попытался предложить свои услуги Андрей.

– Вали! – грубо прервал военный. Ствол автомата демонстративно приподнялся на уровень груди.

Возражать было бесполезно. Мокрый Власов полез обратно. Геройского подвига не получилось.

1 сентября. 12:30. Кабинет ФСБ

Олег Александрович Григорьев старательно гнал прочь мысли о захвате школы в Беслане. Этой сложнейшей проблемой заняты сотни людей, вплоть до президента страны. А его – полковника с тридцатилетним стажем службы в органах – не допустили! Его дело маленькое – искать сбежавшую террористку в многомиллионном городе. Иголку в стоге сена! Да, может, ее уже нет в Москве!

Но служба есть служба. Задание надо выполнять. А потому приходится хвататься за малейшую зацепочку, какой бы мизерной она ни казалось.

Вот и идея с журналистом Умаром Осмаевым, еще утром казавшаяся оригинальной и перспективной, сейчас выглядела глупым чудачеством. Назначить встречу с преступницей в прямом эфире спортивных новостей! Вероятность, что рыбка клюнет, – ноль целых хрен десятых. Конечно, надо использовать любой шанс для поимки преступника, но как мелко выглядит эта возня на фоне чудовищной акции в Беслане.

Олег Александрович вздохнул и вызвал в кабинет старшего лейтенанта Юрия Буркова, единственного сотрудника, оставшегося в его подчинении.

– Юра, съезди на площадь Маяковского. Или как там она теперь правильно называется?

– Триумфальная.

– Придумают же! Триумфальную арку перенесли, а прежнее название восстановили. Как в старые добрые времена, когда мы карты искажали, чтобы шпионов запутать. В общем, смотайся на Маяковскую, там Умар Осмаев назначил встречу Айзе Гузиевой.

– Олег Александрович, может, милиции поручить?

– Им объяснять долго, а времени уже в обрез.

У молодого сотрудника Буркова была иная трактовка несговорчивости шефа. Давать задание другому ведомству придется на официальном уровне. Потребуются подробные объяснения, и, если выяснится, что всесильное ФСБ приглашает преступников на свидания рекламными объявлениями, насмешек не оберешься. Старший лейтенант помялся и даже хотел заикнуться о сомнительности указанного мероприятия, но вовремя вспомнил основной постулат военной службы – приказ командира не обсуждается, а выполняется. Да и мрачный взгляд полковника вряд ли предполагал дискуссию.