Когда Горячев вернулся к себе в землянку, его ждал посыльный от Бормотова. Секретарь райкома предлагал выслать коммунистов на общее партийное собрание, посвященное двадцать четвертой годовщине Великого Октября.

18

Ночью в хуторе Горбово состоялось партийное собрание. После доклада Бормотова о двадцать четвертой годовщине Советской власти и о задачах партизанских отрядов были рассмотрены заявления Свечникова и Вороновой с просьбой о приеме в партию. Выступления коммунистов были немногословны. Все знали Свечникова как смелого партизана, хорошего товарища, прямого, решительного. Комсомолка Шура Воронова тоже успела показать себя в деле. Обоих приняли единогласно кандидатами в члены партии.

Настало утро 7 ноября 1941 года. Было сыро. Только что перестал идти дождь со снегом. В свежем лесном воздухе — крепкий аромат хвои, к нему примешиваются запахи дыма, кожи, жареного мяса. Запахи обжитого человеком места.

Благодаря жителям Грулей, отдавшим накануне своих коров, партизаны отряда Проскунина сытно позавтракали. Шумова, сохраняя строжайшую тайну, хлопотала всю ночь и удивила всех, приготовив к праздничному завтраку настоящие рубленые котлеты.

Люди, побрившиеся и сразу помолодевшие на несколько лет, готовились к торжественной минуте — принятию партизанской присяги. Вскоре все построились перед тесовым столиком, специально сколоченным у старой березы и покрытым красным полотнищем.

Проскунин, поздравив личный состав отряда с великим праздником, предоставил слово для зачтения приказа комиссару Горячеву. Сам отошел в сторонку.

Внимание Проскунина привлекли двое людей, направлявшихся к его землянке. Один был Никитин, из дозора (в тот день охрана была усиленная, и в каждом секрете было по два бойца), другой — неизвестный мужчина в рваном полушубке, с измученным, заросшим рыжей щетиной лицом.

«Задержанный», — подумал Проскунин и, чтобы не отвлекать внимания партизан, слушавших Горячева, потихоньку подошел к Никитину.

— Что случилось? Откуда человек?

— Да вот, товарищ командир, тут такое дело… — начал Никитин, но Проскунин знаком руки остановил его и велел провести задержанного в землянку.

Горячев кончил чтение приказа, подал команду: «Вольно!» Он поискал глазами Проскунина, но того не было. Без командира приступать к торжественной клятве было нельзя.

Комиссар хотел уже послать за командиром кого-нибудь из бойцов, но увидел Проскунина. Тот шел к нему в сопровождении Никитина и незнакомого человека.

Никитин встал в строй, а Проскунин встал перед строем, сказал:

— Товарищи, к нам пришел вот этот человек (командир указал на мужчину в рваном полушубке). Он долго бродил по лесам, искал нас. Фамилия его Ветров. Сейчас он вам расскажет…

Мужчина поднял глубоко запавшие, воспаленные глаза и медленно обвел взглядом стоявших в строю партизан. По худому, заросшему лицу человека трудно было определить, сколько ему лет. Может, сорок пять, а может, и пятьдесят пять.

— Братцы, — крикнул Ветров, и голос его сорвался… — Я после болезни лежал, когда фашисты пришли. Мы с семейством из Смоленска бежали. В Кукишеве пристали. Жили. Туда нагрянули эти самые сосовцы…

— Эсэсовцы, — поправил Проскунин.

— Они. Зверюги — свет не видел. Я такое расскажу…

Он передохнул, помолчал, видимо, чтобы собраться с силами.

— Вот. Всех жителей эти самые выгнали в лес. В шалашах жили. Мерзлую конину на куски пилой распиливали, но и ее не стало. Детишки малые сперва кричали, потом помирать стали. Жена моя с дочерью, девчонкой, в Кукишево пошли. За картошкой. Не вернулись. Я пошел искать… Что я там видел!..

— Рассказывай! Все говори! — послышалось несколько голосов.

— Фашисты дом подожгли. Собственными глазами видел, как в него людей загоняли. Двери колом подперли. Окна в огне, а там кричат… Кто в окно выскочит, его из автомата. Не могу я, братцы… Жена была… дочь…

Со сведенным судорогой лицом мужчина отбежал в сторону, к левому флангу, и тотчас же Проскунин скомандовал:

— С-смирно!.. Читай, комиссар!

— «Я, партизан, в день 7 ноября 1941 года даю торжественную клятву в том…» — чеканил слова Горячев.

— Я, партизан… Торжественную клятву… — эхом отозвались бойцы.

— «…За сожженные города и села, за смерть наших людей…»

— За сожженные города и села, за смерть наших людей…

Улучив паузу, Ветров крикнул:

— Братцы! Дозвольте встать в строй!

— Становись!

Слова «я клянусь…», «кровь за кровь…» он уже повторял вместе со всеми.

После того как каждый партизан поставил собственноручно подпись под текстом клятвы, Проскунин и Горячев распустили строй.

Проскунин подозвал к себе Никитина.

— Вот что. В караул я пошлю другого, а тебе поручаю Ветрова. Накорми его и все прочее. И глаз с него не спускай. Только без навязчивости, осторожно. Понял?

— Понял.

Взглянув на Горячева, Проскунин спросил словами из кинофильма «Чапаев»:

— А как думает комиссар?

— Думаю, правильно. Не верить этому человеку у нас нет оснований, но надзор нужен. Пока все не проверим. Или пока он сам себя не покажет в бою. И еще… зайдем в землянку, Василий Федорович.

В полумраке землянки они уселись на чурбаки.

— Попробую еще, — сказал Горячев и включил приемник. В потемках лампы засветились красноватыми угольками. Свет несколько секунд усиливался, и тогда из динамика еле слышно донеслось:

— …Нужно истребить всех немецких оккупантов до единого, пробравшихся на нашу Родину для ее порабощения…

Свет в лампах радиоприемника стал тускнеть и погас совсем.

— Все! Батареи окончательно сели. А так хотелось послушать праздничную Москву! Досада.

— Да, батарей теперь не раздобудешь, — проговорил Проскунин. — Но сводки принимать надо. Попробуем достать аккумуляторы.

Потом Горячев заговорил о том, зачем, собственно, он и попросил спуститься командира в землянку:

— У людей боевое настроение. Его надо закрепить. Делом.

— Есть у меня план, — задумчиво проговорил Проскунин. — Надо сегодня ночью…

И командир с комиссаром стали обсуждать план боевой операции. Одной из тех, о которой не найдешь сведений ни в каком архиве, но которая в цепи тысяч и тысяч других боевых дел составила пусть крохотное, но все же звено. В гуле великих сражений, как одиночные винтовочные выстрелы, растворялись мелкие боевые эпизоды; но они не исчезали бесследно, а, сливаясь вместе, ускоряли приближение гибели оккупантов.

19

В отряде Проскунина стало известно, что на совхозном поле, недалеко от Осташева, гитлеровцы строят не то аэродром, не то взлетную площадку. Сведения нужны были точные.

Вечером комиссар Горячев вызвал к себе Толю Шумова и Шуру Воронову. Объяснив разведчикам боевое задание, комиссар спросил:

— Ну, какую мы сочиним легенду?

После недолгого обсуждения легенда была готова. Толя и Шура — брат и сестра из Гжатска. Ищут отставшую в дороге мать. В сером платке, с узелком в руке, может, видели?..

Прорепетировали несколько раз, чтоб говорить слово в слово. Горячев предупредил Шуру, сносно знавшую немецкий язык, чтоб немцев ни о чем не спрашивала. Разговаривать только с нашими, надежными людьми.