я не вижу чего-то с первого раза, то не рассмотрю и при последующих попытках». Нужно взять паузу, отдохнуть и попробовать снова. Может, на это уйдет несколько секунд. Или минут. Или вы вернетесь к задаче на следующий день. У всех свой ритм.

Главное – никогда не пытаться справиться с чем-то сложным за один раз. Не нужно стараться понять все сразу. Решить проблему – разделить ее на столько частей, сколько потребуется, чтобы справиться с тем, что на первый взгляд кажется неодолимой громадой. Следуя этому методу – то есть дробя трудности и располагая их в порядке возрастания сложности для постепенного продвижения, как по лестнице, – вы можете не задумываться над самим объектом вашей мысли. «Не может существовать истин ни столь отдаленных, чтобы они были недостижимы, ни столь сокровенных, чтобы нельзя было их раскрыть», – замечает Декарт. Делайте один шаг за раз, не бросайтесь с места в карьер. Будьте как канатоходец на высоте: он делает следующий шаг только в том случае, когда все в порядке с балансом. И тогда вы сумеете продвинуться как можно дальше.

Закон дробления трудностей и концентрации усилий применим и к действиям. Ален писал: «Не пытайтесь сделать все сразу. Не готовьтесь преодолеть холм за один прыжок. Не думайте о тех километрах, что предстоит пройти»{23}. Наполеон – и это было очень по-картезиански – не советовал атаковать одновременно в разных направлениях. Лучше ограничиться конкретными местами и сосредоточить на них все внимание. Действие максимальной интенсивности, направленное на одну точку, будет более эффективным, чем рассредоточенные усилия. Разделение трудной задачи на несколько частей не означает разделение усилий. Напротив, это концентрация усилий – сначала на одной точке, затем на другой. Вместо «параллельной войны» по устаревшей стратегии, когда все сражаются со всеми везде и сразу, Наполеон вел войну, маневрируя. Это маневрирование заключалось в атаке на определенные стратегические точки всеми силами, когда боевые действия напоминают не единую линию фронта, а вбивание гвоздей в жизненно важные точки армии противника. Принцип иглоукалывания примерно такой же: вы добьетесь большего эффекта, если воткнете несколько игл в конкретные места, а не рассыплете их по всей поверхности тела. Это подразумевает, что необходимо знать, куда втыкать иглы. Поэтому нужно упростить восприятие, чтобы не заблудиться в деталях, и всегда возвращаться к общей картине. «В Европе немало хороших генералов, – говорил Наполеон. – Но они видят сразу слишком много целей. Я вижу только одно – массы неприятельских войск. Я стараюсь их уничтожить, будучи уверен, что все остальное рухнет вместе с ними». Если «нападать» на трудности в правильном порядке, некоторые из них исчезнут сами по себе. Вопрос порядка касается и организации «нападения»: «Войну выигрывает не тот, у кого большое войско, а тот, у кого оно дисциплинированное и хорошо организованное». Дело не в простоте или сложности задач. Дело в их правильной организации, которая создает эффект легкости. Порядок и место атаки.

Платон и искусство разделывать курицу

Платон сравнивал диалектику, или искусство ясно мыслить, с разделкой курицы: не стоит прикладывать излишние усилия, пытаясь распилить кость, – лучше просунуть нож в места наименьшего сопротивления, то есть в суставы между костями. Мыслить ясно – значит отделять то, что уже отделяется, и считаться со строением вещей, просто будучи к нему внимательным. Мы не режем, прикладывая грубую силу, а осторожно находим сочленения. Лезвие разума ничего не разрушает: оно скользит между идеями. Понять проблему – все равно что понять анатомию курицы. Вероятно, вегетарианцам такое сравнение не понравится, но вы можете представить себе вместо курицы фрукт или овощ. Очистить фрукт от кожуры, не повредив его, – целое искусство. Нужно провести ногтем по кожуре апельсина, а затем аккуратно поддеть ее и снять, не раздавив дольки. Или очистить банан, не повредив его. Или разрезать персик, не задев косточку. В таком варианте сравнение несколько теряет в сочности и наглядности: овощи и фрукты не имеют костей, поэтому их можно резать любым удобным способом. Но в то же время у аналогии появляется дополнительный слой: нужно уделять внимание едва заметному сопротивлению. Кроме того, добавляется концепция времени и созревания. О спелости авокадо можно судить по тому, прилипает мякоть к косточке или нет. Правда, поймете вы это уже слишком поздно: обратно авокадо не склеишь. Лучше сперва проверить его на упругость, как в случае с персиком или абрикосом (но с авокадо это проделать сложнее из-за плотной кожуры). Можно поступить как с дыней: посмотреть, отваливается ли черешок или плодоножка. В любом случае осторожность и наблюдательность гораздо лучше ножа. Пощупайте плод рукой – и станет понятно, что «жесткий» равно «незрелый». Нужно уметь ждать. Когда плод созрел, это очевидно. Налицо сочетание и принципа мышления, и принципа действия: если искать места стыков, чтобы приложить усилия, то усилий в целом и не потребуется. Быть внимательным – значит проскальзывать там, где легко, а не идти напролом.

Синдром Орфея, или Закон обратного усилия

Почему Орфей обернулся, чтобы посмотреть на Эвридику? Очевидно: потому что ему запретили. Во «второй» смерти жены на самом деле виноват не Орфей, а злой Аид, бог подземного царства. Он поймал Орфея в самую простую ловушку: вложил в его голову мысль о запретном действии. Бог подземного мира сеет семена зла и изобретает искушения. Если бы Орфей не думал о том, что нельзя оборачиваться и смотреть на Эвридику, он бы и не стал этого делать. Когда человеку кажется, что он сопротивляется искушению, на самом деле он уже поддается ему в воображении. Противостоять мысли – усиливать ее. Это можно назвать синдромом Орфея или законом обратного усилия.

Жан Гитон, католический философ и теолог, высказал в книге «Интеллектуальный труд» (Le travail intellectuel) любопытную мысль: «Наступает момент, когда усилия, приложенные к внешнему препятствию, порождают препятствие внутреннее – более коварное. Оно постоянно усиливается, особенно если человек с ним борется. Пример тому – люди, которые пытаются справиться с заиканием». О борьбе с запретным образом читаем далее:

Усилия, которые направляются на изгнание образа, лишь подкрепляют его. Тело не видит разницы между «да» и «нет». Сказать: «Я не боюсь, я не хочу бояться этого летящего ядра» – усилить образ, которому человек сопротивляется. Когда вы пытаетесь не трястись от страха, дрожь только увеличивается. Напрягаясь, чтобы не поддаться искушению, вы быстрее поддадитесь ему. Старик Куэ[16] как-то сказал (на мой взгляд, слишком уж математическим языком), что во время борьбы между воображением и волей воображение расширяется и становится равным квадрату воли. Закон обратного усилия, направленного не туда, – один из самых глубоких законов нашей психической жизни. Меня поражает, что об этом законе так мало говорят и совсем его не изучают. Всякий раз, когда мне не удавалось освоить какое-то простое занятие (например, геометрию или верховую езду), несмотря на прекрасных наставников и благие намерения, это происходило потому, что мои учителя не знали об этом законе. Я замирал в напряжении на спине лошади, как перед теоремой, и в результате либо падал, либо погружался во тьму. Надо работать в расслабленном состоянии. Настоящее внимание появляется, когда мы пытаемся не пытаться. Нужно избегать обратного эффекта от усилий – он губителен при долгом напряжении. Искусство не слишком стараться состоит в том, чтобы не допускать раздражения и напряжения воли, подражать живым существам в природе, отпускать себя, «смирять свою волю», как говорил Монтень (то есть желать чего-либо только сознательно и в нужный момент, памятуя, что воля – жизненная сила – также может устать и потерять концентрацию). Есть состояние оставленной, «вакантной» мысли – некоторой рассеянности, полусна, что благоприятствует воспоминаниям, изобретениям и сочинительству.

Симона Вейль и внимание как отрицательное усилие

Симона Вейль была ученицей Алена. Он говорил, что Симона вполне способна по-настоящему понять Спинозу. Это весомый комплимент, потому что Ален отзывался так лишь о двоих людях – о своей ученице и о… Гёте. Спиноза утверждал, что «все прекрасное так же трудно, как и редко», и различал три вида познания. Первый вид состоит из простого выстраивания фактов, которые нельзя проверить,