ворчливого Финея, болтавшего исключительно о собственном здоровье, тоже прошла бы незамеченной, если бы не рабыня Эдии и длинный язык Дианты. Слухи о гуляющей по городу проклятой амфоре поначалу служили предметом развлечения: их обсуждали, чтобы скоротать время в очереди или заполнить паузу в разговоре. Люди, желающие прослыть мудрыми и здравомыслящими, попросту смеялись над этим, а остальные с ними соглашались.

Тут отбыл к Аиду торговец лесом, а следом сгорел его сын. Тоже не велика беда: пожилой богач очень собой гордился и презирал окружающих. О его мстительном нраве знал каждый горожанин, а, главное, он никому не позволял произносить свое имя, ибо оно ему не нравилось. Наверное, только старожилы помнили, что торговца лесом когда-то нарекли Юбой, потому что его мать была нумидийкой. Но все без исключения обращались к нему только «любезный» и «почтенный» – и горе тому, кто нарушал это правило. Что же до его сына, то он играл в кости в самой отвратительной капелее города – печальная судьба рано или поздно настигла бы его там.

Все с этим согласились. Однако самые слабые умы встревожились: несколько старух и истеричных вдов заверяли, что амфора посещала их спальни, и они выжили только благодаря священным амулетам (или заклинаниям, или молитвам – выбор широк). Над ними снова посмеялись, но уже не так уверенно. Кое-кто тихонечко сбегал в храм Гора и приобрел обереги, некоторые каждую ночь воскуряли благовония у статуй богов и пели гимны до изнеможения. Наконец, с громким скандалом, свой дом покинула Мелия – жена судьи, а ее никто бы не посмел назвать доверчивой глупышкой. Это событие подействовало на аполлонопольцев, как горсть камней, брошенная в стаю ворон: люди, уже не стесняясь, принялись паковать вещи, искать новые квартиры и заказывать места на лодках, отплывающих в Иераконполь и Коптос. Те же, кому средства не позволяли спастись бегством, осаждали полицейскую канцелярию, требуя немедленно положить конец безобразию.

Постоянные ораторы Уголка дураков, которых раньше не воспринимали всерьез, теперь пожинали лавры, держа безумные речи перед многочисленной, преданно внимающей публикой.

– Боги, – вещал один из них, вскидывая руки, как трагический актер. – Прокляли не нас! Их гнев пал на воров, взяточников, развратников и обманщиков, а мы страдаем по их вине! И будем страдать до тех пор, пока не изловим и не покараем всех преступников!

– Да! – заревела толпа, потрясая кулаками.

– Смерть шлюхам!

– Смерть богохульникам!

– Смерть казнокрадам!

Народная масса разбилась на группки – часть отправилась к борделю, часть – к трапезе, часть – к храму. Городская стража отчаянно пыталась унять их, орудуя копьями, как дубинками, и размахивая хлыстами.

Ксантия, на глазах которой разворачивалось все это действо, поспешила к публичному дому. Чиновников защитят, ворота храма способны выдержать даже осаду организованной армии, а вот за проституток никто не заступится. Она отвязала чужого коня, вскочила в седло и в считанные минуты добралась до трущоб, опередив озлобленную толпу.

В печально известном приюте разврата царила обычная атмосфера одновременной скорби и веселья: посетители горланили песни и требовали вина, женщины всхлипывали и что-то лепетали, коридор заполняли ожидающие, а привратница с ними бранилась.

– Где хозяин? – спросила Ксантия, и все уставились на нее в недоумении, потому что она не скрывала своего лица под гиматием, как другие.

– Нет его, – пробормотала сбитая с толку добрая Хари.

– Тогда слушай ты. И все вы! – девушка повысила голос. – Сюда идут вооруженные камнями и палками горожане. Кое-кто подхватил факелы и отобрал оружие у стражи. Они убьют вас и подожгут бордель.

Сластолюбцы, сгрудившиеся в тесном пространстве, заметались, словно куры с отрубленными головами. Ксантия схватила двоих и хорошенько отхлестала по щекам, а потом вынула для острастки меч и продолжила командовать:

– Возьмите себя в руки, идиоты. Живо спускайтесь в Кротовые норы! Хари, ты знаешь дорогу?

– Д-да, – прозаикалась толстуха.

– Веди всех туда. Сначала идут женщины и юноши, которые тут работают. И только потом мужчины, явившиеся поразвлечься. Если кто-то нарушит очередность и дернется – убью на месте. Вы безоружны, а я нет.

Хари кивнула и побежала по коридору, барабаня в двери. Некоторые не вняли предупреждению Ксантии и двинулись следом. Она размахнулась и без сожалений нанесла несколько отборных ударов.

– Хочу домой, – заканючил мужчина средних лет, упал на колени и залился слезами, размазывая их по лицу. – У меня жена и дети. Не хочу умира-а-ать!

– Делай, что я говорю, и выживешь, – коротко приказала Ксантия, хотя любой другой на ее месте не преминул бы ввернуть нравоучение о пользе супружеской верности для сохранения здоровья и долголетия.

– Откроем два прохода, чтоб давки не было, – предложила запыхавшаяся Хари. – Я отведу девочек, а эти пусть спускаются в катакомбы под крыльцом.

– Ты молодец, – восхитилась Ксантия.

– А, чего уж там, надо ж спасать людей, – скромно ответила привратница и вытащила из ниши в стене два огромных железных ключа.

Притихшие посетители борделя теперь слушали девушку, как родную мать, и безропотно проследовали за ней на улицу. Она быстро отыскала неприметную выщерблину в камне, сунула туда руку, нащупала засов, вставила ключ, провернула, и пазы скрипнули. Гладкая площадка у крыльца провалилась, открывая лестницу вниз, в кромешную темноту.

– Вперед, по одному, быстро! Хари выпустит вас, как только минует опасность.

Мужчины, растеряв остатки винных паров, резво потрусили в Кротовые норы, подгоняемые отдаленными криками приближающейся толпы. Закрыв за ними проход, девушка снова вскочила на коня и поехала к вилле Галии, сделав изрядный крюк по полям.

***

Мегакл тоже слышал речь полоумного оратора, но он находился с другой стороны площади и не заметил Ксантию. Архитектор пришел в город, чтобы немного развеяться: побродил по любимому рынку, поболтал с торговцами и даже купил несколько бутылочных тыкв, привезенных с далекого юга. Он намеревался вырезать из них что-нибудь красивое: кувшинчик и чаши для питья или забавные фигурки, но еще не решил, что именно, и подгонял себя. Если определиться сейчас, то заодно можно заглянуть в лавку при красильне и выбрать подходящие цвета.

С творческой мысли его сбила последняя реплика оратора:

– …пока не изловим и не покараем всех преступников!

Мегакл остановился и посмотрел на толпу, впадающую в экстаз. Мужчины и женщины безо всяких оснований верили каждому слову кровожадного незнакомца. Никто не дал себе труда подумать, откуда бы завсегдатаю Уголка дураков знать, каким путем избавляются от проклятия? Разве он жрец или ученый? Нет, он всего лишь Тир Писклявый – неудачник, которого выгнали из Александрийского мусейона 64за хамство. Он нагрубил какому-то влиятельному философу и вылетел из научного сообщества, как сорняк из огорода. В последние годы Тир