интуиция – второй по значимости предмет ее гордости – предательски молчала. Внутреннее чутье утром подсказало, что ожидается восхитительный, погожий денек. И все. Ни необъяснимого волнения, ни внезапной грусти, ни предчувствия несчастья – ничего, что так красиво описывается в трагедиях. Разве теперь заявишь мужу или подругам: «Ах, я предвидела это заранее. С момента пробуждения меня не покидала какая-то тоска, как Кассандру69 в день падения Трои»? Тут бы она ввернула парочку цитат из Эсхила, приличествующих случаю и леденящих кровь… Хотя сейчас ей куда больше подходила строка из Гомера: «Только тогда, как случится беда, дураки ее видят».70

– Скажи, если он врет, я велю отрезать его поганый язык, – Дианта направила свой гнев на несчастного привратника.

Тот изверг очередную порцию шипяще-клокочущих звуков незнакомого наречия, тыча пальцем в сторону ворот.

– Он говорит, мимо твоего дома, госпожа, проходили целые семьи, которым не хватило мест на лодках.

– Когда?

– Да вот, совсем недавно.

– А почему я слышу об этом только сейчас?!

Аруру испуганно пожала плечами. Дианта, игнорируя слабую боль в поврежденной лодыжке, заняла наблюдательный пост за воротами, надеясь перехватить еще кого-нибудь из путников и вытрясти из них недостающую информацию, но до самого горизонта тянулись только бесконечные поля и сады – ни одного человека, не считая рабов, вычищающих каналы после уборки урожая. Простояв столбом до трех часов дня, женщина вернулась в дом и с остервенением принялась потрошить кладовые, приговаривая:

– Ничего без меня сделать не могут! Неужели не видно, что в бобах завелись черви, и их давно пора выбросить?

Она перебрала зерна и крупы, просеяла муку и взялась за ревизию специй, поминутно чихая, как вдруг под потолком что-то загудело. Звук походил на движение воды в трубах, словно кто-то принимал ванну на втором этаже, а потом выдернул пробку. Но муж был на службе, а никто из рабов, конечно, не отважился бы на такой поступок. Дианта озадаченно подняла голову: в маленькое окошко, забранное решеткой, задувал ветер, со свистом просачиваясь сквозь прутья.

– О, всемилостивые боги, – прошептала она, не веря глазам, и вышла во двор. С востока наступала серая мгла.

***

Седьмой час вечера

Издали Мегакл уже видел крыши деревенских домов на холме – еще каких-то полстадия, и цель путешествия достигнута! Однажды покойный дядюшка прислал ему письмо, содержание которого навсегда осталось в памяти: «Дорогой племянник, сердечно рад, что ты получил должность архитектора. А теперь послушай-ка моего совета: если хочешь закончить строительство в срок и избежать проблем, никогда не стой в стороне от дела. Бери кирпичи, инструменты и работай вместе с крестьянами и невольниками. Конечно, кичливые афиняне будут над тобой потешаться, но это ничто по сравнению с неприятностями, которые ждут высокомерного проектировщика. Если тебе взбредет в голову поважничать, подумай о судьбе несчастного Оилея: стена храма рухнула как раз в тот момент, когда он отчитывался об успехах начальству – его лишили должности, имущества, прилюдно высекли и отправили на рудники. Ответственность за срыв оговоренных сроков возложили на него, а не на рабов, которые все это и подстроили. Будь трудолюбив и великодушен».

Письмо не могло не вызвать улыбку у любого, кто знал Финея. Призывая к трудолюбию, тот пренебрегал собственными наставлениями и днями напролет валялся в постели или возлежал в саду, гоняя слуг то за водой, то за вином, то за лекарствами. Тем не менее, Мегакл воспринял его слова всерьез и работал наравне с подчиненными. Это не только позволило ему продвинуться по службе, но и укрепило физически: он преспокойно поднимал большие камни, перестал бояться высоты и привык к палящим солнечным лучам. Прояви он меньше почтения к дядюшке, сейчас свалился бы под тяжестью Тирии, закатанной в ковер.

– Стой! – рявкнул какой-то голос, и Мегакл вздрогнул, опасаясь, что обращаются к нему. – Рассредоточиться. Пятеро здесь, пятеро – в зарослях. Прочешите все, как следует. Никого не пускать! А если я узнаю, что хоть один из вас польстился на деньги и пренебрег своими обязанностями…

Конец фразы оборвался, очевидно, замененный красноречивым жестом. Мегакл осторожно встал на цыпочки и вытянул шею: солдаты, вооруженные короткими пиками, мечами и луками, спешно выполняли приказ и спускались к Нилу. Нечего и помышлять о том, чтоб разминуться с ними. Первым порывом архитектора было честно рассказать обо всем командиру и заручиться его позволением продолжить путь. Но, подумав дважды, Мегакл усомнился в правильности такого решения. А вдруг в самый ответственный момент Тирия захрапит, и его попросят развернуть ковер? Наверняка их обоих заподозрят в каком-нибудь преступлении и отправят в тюрьму до суда, а то и просто убьют, отберут деньги и спишут происшествие на неизбежные потери при подавлении бунта.

Архитектор, стараясь не шуметь, повернул назад, к Аполлонополю. Находясь под защитой папирусной осоки и непролазной травы, он не сразу ощутил перемену погоды. Но ветер усиливался и вскоре породил унылый, монотонный свист, действующий на нервы. Мегакл поднял голову и посмотрел на небо: бесформенное облако, смесь пыли и маленьких капель воды, неотвратимо приближалось с востока. Пальмовые листья покачивались, кусты жасмина жалобно трещали веточками. Не пройдет и получаса, как наступят серые сумерки и принесут с собой лютый холод. Перед разливом Нила ожидались песчаные бури с запада, но только не зимний ветер с противоположной стороны.

– Мы действительно прокляты, – прошептал мужчина.

Ему захотелось усесться под акацией и разрыдаться: горько, по-детски, от души. Но он не мог себе этого позволить из-за Тирии. Жизнь одинокой, полубезумной старухи внезапно обрела в его глазах невероятную ценность. Мегакл готов был сражаться за нее до последнего, сам не зная, почему.

Его мать умерла при родах, и, чтобы не тронуться умом от давящего чувства вины, Мегакл старался не вспоминать о ней. Когда угасал отец, мальчик пытался отвлечь его и развеселить, мастеря кособокие кораблики из коры. Да и что сумел бы поделать шестилетний ребенок с болезнью, перед которой с позором отступили лучшие лекари? А потом кто-то отравил дядюшку Финея – Мегакл уже вырос, возмужал и имел настоящий шанс спасти его, если б только не задержался в пути. Таким образом, смерть отняла у него самых дорогих людей, и он каждый раз с этим мирился. Но только не теперь, да, не теперь! На сей раз Танат 71остался с носом – его черед разводить руками и свыкаться с неизбежным. Тирию ему не заполучить.

***

Восьмой час вечера

Из-за разыгравшегося ветра мысли Дианты на некоторое время отвлеклись от городских событий: она приказала завесить окна плотными гобеленами, разогреть в очаге большие камни