– Ты никогда не мешаешь! Как удачно, что я сегодня осталась дома! Решила: ну его, этот квиллинг, надоел что-то. Сейчас я чайник поставлю.

Роза Петровна засуетилась, накрывая на стол, а Лера, как всегда, восхитилась ее умением создавать красоту из простых вещей: чашки и вазочки с печеньем, небрежно поставленные на застеленный кружевной скатертью столик, тут же образовали милый натюрморт.

– Ты будешь чай с бергамотом? Я недавно заварила. А то могу зеленый подать.

– С бергамотом – прекрасно. Спасибо.

За чаем говорила в основном Роза Петровна, а Лера честно пыталась вникать, хотя мысли были заняты совсем другим. В какой-то момент свекровь замолчала и вздохнула, рассеянно посмотрев в окно, и Лера вдруг подумала, что она очень одинока: муж умер, старший сын с семьей давно живет в Германии, младший… Младший, конечно, рядом – рукой подать. Когда Павел уехал, Волковы продали свою огромную квартиру и купили другую – поменьше, но зато рядом с Юрой. Роза Петровна была достаточно деликатна, чтобы не навязываться с непрошеными заботами, но помогала очень много. А после смерти мужа она занимала себя, как могла, – вот и какой-то квиллинг придумала. Лера опять забыла, что это такое. Йога, скандинавская ходьба, еще что-то… Молодец, конечно. «И мне, что ли, квиллингом заняться?» – усмехнулась Лера. Но тут свекровь посмотрела прямо на нее:

– Лерочка, у меня к тебе просьба.

– Конечно, Роза Петровна! Что я должна сделать?

– Понимаешь, мне очень не хватает Всеволода Афанасьевича. Мы так любили друг друга! Я ведь выскочила за него сразу после школы, прямо как ты. И Павла родила в восемнадцать. Потом еще пыталась – очень девочку хотела. Но не получилось. Два выкидыша было. Только через десять лет смогла Юрочку родить. Так тряслась над ним! Павел даже обижался.

– А Юра всегда говорил, что вы больше старшего сына любите. Тоже обижался.

– Да, он почему-то вечно считал себя обойденным. Он родился слабеньким, капризным и учился неважно. Всеволода Афанасьевича это, конечно, раздражало. Но я старалась как-то смягчить ситуацию. Наверное, мало старалась.

– Так о чем вы хотели попросить, Роза Петровна?

– Ах да! Я скучаю, поэтому пишу письма Всеволоду Афанасьевичу. Не каждый день, но часто. Я прошу, чтобы ты их забрала после моей смерти. Не хочу, чтобы сыновья читали или вообще посторонние люди. Ты можешь прочесть, если захочешь. А потом сожги. Их, правда, много… Но можно на даче это сделать, да? А пепел развеять! Я сначала думала, может, пусть и меня сожгут. Но нет, лучше буду лежать рядом с Всеволодом Афанасьевичем.

Тут Лера, наконец, опомнилась:

– Роза Петровна! О чем вы вообще говорите? Вы же не собираетесь… Рано вам умирать, вы что!

– Нет, я не собираюсь! – рассмеялась свекровь. – Но думать об этом надо. Моя приятельница, когда мужа хоронила и памятник ставила, заказала стелу и со своим именем, но с открытой датой смерти. Стоит теперь у нее на даче, ждет своего часа. Лет десять уже стоит. Гости натыкаются и пугаются. Фотография ее, честно говоря, ужасно получилась на камне. Вы мне уж без фотографии сделайте, ладно?

– Роза Петровна…

Лера не знала, смеяться ей или плакать, слушая эти речи. Нет, все-таки свекровь – уникальное существо!

– А эта приятельница, кстати, замечательная в своем роде. Мы ее называем «слепая вдова». Она не совсем слепая, но видит плохо. Тут как-то отличилась: ездила к мужу на кладбище, присела на скамеечку, чтобы отдохнуть и перекусить немножко, а к ней воробьи прибежали за крошками. Она им кидала, умилялась, потом очки надела – а это оказались мышки, а не птички! Визгу было…

Лера невольно рассмеялась, а Роза Петровна улыбнулась: ну вот, повеселела девочка, а то страшно было смотреть на эту вселенскую печаль.

Уже собравшись уходить, Лера все топталась в прихожей, а Роза Петровна терпеливо ждала, надеясь, что Лера все-таки откроет ей душу. Она искренне любила невестку и очень не хотела, чтобы брак ее сына развалился.

– Мне кажется или ты действительно хочешь мне что-то сказать? – осторожно спросила она.

– Да нет, ничего особенного. Просто… Чтобы вы не волновались! В общем, я не собираюсь… разрушать… нашу семью.

Лера не могла больше говорить, ее душили слезы. Она рванулась к двери, но Роза Петровна не пустила – обняла и крепко держала в объятиях, пока Лера немного не успокоилась.

– Вы расстались, да? С тем человеком? – прошептала Роза.

Лера могла только кивнуть.

– Пойдем.

Она снова привела упирающуюся Леру на кухню, налила ей воды и подала салфетки. Лера послушно отхлебнула и вытерла слезы. На свекровь она не могла смотреть. А та вдруг сказала:

– Вот что – надо выпить. Где-то у меня был коньяк.

Пока Роза Петровна ходила за коньяком, Лера немного пришла в себя. Они выпили, помолчали. Потом Лера, глядя в стол, спросила:

– А вы изменяли мужу?

– Да, – спокойно ответила свекровь. – Но это не была измена в тривиальном смысле. Мы действительно очень любили друг друга. Но Всеволод Афанасьевич был старше меня на пятнадцать лет, имел слабое здоровье и… Скажем так, флегматичный темперамент. Поэтому я позволяла себе маленькие приключения. Короткие. Без особых привязанностей. Мы с ним об этом никогда не говорили, но… Он знал. Вот так.

– Значит, это был просто секс? Эти маленькие приключения?

– Не совсем. Человек должен был все-таки мне нравиться. Но любила я одного Всеволода Афанасьевича.

– Понятно.

– Ты влюбилась, да?

– Да. Но все кончено. Он уехал в Штаты.

– Бедняжка! И что ты думаешь дальше делать?

– Он звал с собой, но… Нет, я не могу. Наверное, надо попытаться все как-то наладить.

– Скажи… Прости, что о таком спрашиваю! Юра стал тебе противен? Физически? Ты совсем с ним спать не можешь?

– Не знаю.

– Он на самом деле тебя любит! Тогда он, конечно, показал себя не лучшим образом. Очень эгоистично поступил. Но мужчина никогда не сможет понять, что чувствует женщина, так уж они устроены, к сожалению.

– Он радовался, что ребенок не выжил.

– Лера, этого не может быть! Да, Юра не хотел второго ребенка, но радоваться в той ситуации он никак не мог, клянусь! Он очень из-за тебя переживал! Может, попробуешь простить его? Не сейчас, когда отболит?

– Я подумаю.

Выйдя от свекрови, Лера обошла несколько раз вокруг квартала, размышляя над ее словами. Неужели она ошибалась и была несправедлива к Волкову? И как это исправить? Как повернуть обратно тот рубильник, который выключил в ее сердце любовь к мужу?

Лера зашла за Федей, который всю дорогу что-то ей рассказывал, – она кивала, ахала, поддакивала, но ни слова не понимала, потому что думала о своем. Поужинали. Лера вымыла посуду, Федя убежал «разбираться с делами», а Лера присела на табуретку и словно утонула: минута шла за минутой, час за часом, а она все сидела и смотрела в пространство рассеянным взглядом. «Если я остаюсь с мужем, значит, я должна…» – думала Лера, каждый раз упираясь в это «я должна», словно в глухой забор. Должна смириться, поверить, что муж не радовался смерти их ребенка, простить его и… полюбить снова. А это вообще возможно?