Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свекровь посоветовала Лере почаще вспоминать первые годы замужества, уверяя, что это должно помочь: прежнее чувство вряд ли вернется, но… «Пожалей ты его! Просто пожалей – ради сына», – сказала она.
Пожалеть? Да за что его жалеть?! Лера не особенно поддавалась жалости, в их семье это было не принято: любые страдания и неприятности следовало переносить достойно и не обременять окружающих пустяками вроде мигрени или разбитого сердца. Лера знала, что она очень прямолинейна в своих чувствах: полюбила – так полюбила, разлюбила – значит, всё. Она не могла понять, как возможно любить одного, а спать с другими. А вот Розе Петровне это удавалось.
Хлопнула входная дверь – это пришел Юра. «Значит, уже почти десять», – поняла Лера, но так и не встала с места. Ее словно придавила холодная бетонная плита. Она и не видя знала, что делает Волков: снял ботинки – один упал на бок, повесил куртку, прошел в ванную, потом в спальню, переоделся в спортивный костюм, заглянул к сыну – из Фединой комнаты тут же раздался вопль восторга. Лера зажмурилась, словно этот звук причинил ей боль, а когда открыла глаза, в проеме двери стоял Юра и с тревогой на нее смотрел:
– Лер, случилось что? – спросил он, подходя ближе и нагибаясь, чтобы лучше видеть ее лицо. От Волкова пахло дождем, лавандовым мылом для рук, немножко коньяком и туалетной водой Dior Homme Sport, которую она сама ему и подарила год назад.
– С тобой все в порядке?
– Да.
Лера взглянула на мужа и вдруг совершенно непроизвольно вспомнила, как они с Волковым попали под страшный ливень, еще до свадьбы: пережидали в какой-то арке, а потом Юрка нес ее на руках до метро – чуть не по колено в воде. Запах дождя, что ли, напомнил? Волков все смотрел на Леру, и она никак не могла отвести взгляд. Он осторожно положил руку ей на плечо, но Лера вывернулась, встала и отошла к плите:
– Ты поужинаешь? Я сейчас разогрею.
– Нет, я в городе поел.
– Ладно.
И Лера выскользнула из кухни. Она полночи не спала, размышляя, что делать. И весь следующий день думала, и следующую неделю, и месяц… Она честно пыталась настроить себя на «возвращение в семью», как она это называла. Три месяца тайной радости теперь отзывались глухой тоской, в которой Лера вязла, словно в болоте. А из глубины болота постепенно прорастали колючие ростки вины, стыда и раскаяния за свою измену. Еще ее мучил вопрос, надо ли рассказывать мужу про Андрея? Или лучше не надо? Так и жить дальше с этой тайной? Свекровь бы точно посоветовала скрыть. А мама? Ох, лучше не думать!
Эти два мучительных месяца Лера загружала себя хозяйственной суетой: на работе она все время вытирала пыль с полок и книг, дома бесконечно мыла и отчищала все подряд, стирала и гладила. А еще готовила. Тогда она и начала потихоньку поправляться, заедая свои печали зефирками и шоколадками. Она предположила, что свекровь поговорила с сыном, потому что Юра стал чаще бывать дома, особенно по выходным, и даже вывел их как-то в цирк на Цветном. Лера старалась не избегать мужа и однажды выдержала долгий разговор: Юра жаловался на рабочие проблемы, Лера честно вникала и давала советы, которые, как ни странно, пошли на пользу, и муж потом благодарил.
Приближался Новый год, который они решили отметить с размахом, объединив, как всегда, с днем рождения Юры. Волков родился 30 декабря и в детстве был уверен, что ёлку наряжают именно в его честь, но в семь лет его просветил старший брат, и маленький Юрка был жестоко разочарован. Федя категорически заявил, что он уже большой и намерен в этот раз дождаться появления Деда Мороза – он давно сомневался в его существовании и хотел подловить родителей. Лера легко согласилась, а Волков только головой покачал:
– Зачем ты ему разрешила?
– Ничего страшного, один раз ляжет попозже!
– А как мы подарок под ёлку подложим? Или Деда Мороза вызовем?
– У меня есть план! Подарок-то готов?
– В машине лежит, в багажнике.
– Надо еще купить маленькую живую елку. И гирлянду к ней. Большую елку я предлагаю нарядить в спальне. В гостиной столы накроем, а там и потанцевать можно будет. Диван только надо сложить.
В новогоднюю ночь Федя волновался, а когда все, выпив под бой курантов, отправились разбирать подарки, сложенные под елкой, ринулся первым и огорчился:
– Ну вот, нет ничего!
– Федь, он опаздывает, – сказал отец. – Пробки!
– Папа! Какие пробки?! Он же по небу летит! Теперь он и не появится… При всех-то…
Но тут раздался крик Леры:
– Федя! Иди скорей сюда! Смотри!
Федя примчался в свою комнату и замер на пороге, а родители переглянулись, довольные эффектом.
– Эх, надо было видео снять! – прошептал Юра, а Лера кивнула:
– И не говори!
Прямо на полу стояла маленькая живая ёлочка, увитая светящейся гирляндой, а рядом лежал красный мешок с подарком – радиоуправляемым вертолетом, о котором Федя давно мечтал. На елке и мешке таяли остатки снега. Окно было приоткрыто, а с подоконника к елке вела дорожка из рыхлого снега, на которой четко отпечатался ребристый след огромного ботинка. И пол, и подоконник были усыпаны елочными иголками и блестками. Федор был потрясен, бабушки и дед поддержали его восторги, а Юра обнял жену и поцеловал в щеку, а потом в губы – очень быстро и словно нечаянно:
– Ты молодец. Так классно придумала.
Счастливого Федю через некоторое время отправили спать, а взрослые еще долго разбирали подарки и веселились. Лера подарила мужу очередной итальянский галстук – невероятно дорогой, хотя и простой с виду. Его подарок Лера разворачивала с некоторым трепетом, сама не понимая, чего боится: это оказалась тонкая золотая цепочка красивого плетения с прицепленным бриллиантовым сердечком.
– Как красиво! – невольно воскликнула Лера и слегка покраснела. – Спасибо.
И тут же отвернулась, наткнувшись на страдальческий взгляд мужа. Внешне спокойная, она сильно нервничала, потому что течение жизни неумолимо и неизбежно несло ее к примирению с мужем и… в его объятия. Проводив родителей до такси, она не вернулась к застолью, а зашла к сыну, который, конечно, вовсе не спал, а читал «Хоббита», только что подаренного отцом.
– Медвежонок, куда это годится? Давно спать пора.
– Еще только две странички!
– Давай я тебе почитаю, а ты постарайся заснуть.
Лера отобрала у сына книжку, села рядом и тихо начала читать: «Бильбо никогда не забыть, как они скользили и скатывались в сумерках по крутой извилистой тропе вниз, в укромную долину Ривенделл. Делалось все теплее, сосновый дух подействовал на Бильбо усыпляюще, он поминутно клевал носом, чуть не падая с пони, и несколько раз ткнулся носом ему в холку. По мере того как они спускались, настроение у них подымалось. Сосны сменились буками и дубами, потемки убаюкивали…»