далеко окрест разносилась громкая бравурная музыка, а у центрального входа, где на арке были изображены две лошадиные головы и полукругом шла вычурная надпись «Тамбовский ипподром», оживленно толпились нарядно одетые любители скачек.

Сегодня должен был состояться решающий заезд легендарных рысаков Лебедя и Крепыша, который наконец-то определит победителя и поставит если не точку, то жирную запятую в долгом противостоянии между Лавровским и Новотомниковским конными заводами. Поэтому желающих в этот воскресный день попасть на ипподром было достаточно – люди все продолжали подходить. Неравнодушные зрители приходили целыми семьями, самых маленьких вели за руку родители, а совсем крошечных младенцев везли в колясках.

Проникнуть без билета на территорию ипподрома, окруженного высоким трехметровым забором с натянутой поверху колючей проволокой, не представлялось возможным даже для вездесущих мальчишек. Они довольствовались тем, что шумной компанией суетились возле забора, стараясь по очереди одним глазком заглянуть в узкие щели. Самые отчаянные из них иногда куда-то отлучались и скоро возвращались, пряча в пригоршне дымившийся окурок. По-товарищески передавая друг другу недокуренную папиросу, они быстро затягивались и по-блатному, подражая взрослой шпане, презрительно цвикали сквозь зубы желтой тягучей слюной.

Следивший за порядком милиционер в звании старшего сержанта, белобрысый и веснушчатый парень лет двадцати, но уже с боевым орденом Славы третьей степени, время от времени напуская на себя строгий вид, негромко покрикивал на пацанов:

– А ну, не хулиганить тут у меня! Замечу, что курите прилюдно, в шею погоню аж до самого дома! Уяснили?

Заметив, что другая компания мальчишек подозрительно долго вертится у его милицейского мотоцикла, с любопытством разглядывая технику, он поспешно направлялся к ним и, беспокоясь о сохранности вверенной ему машины, громко шугал огольцов:

– Эй, балбесы! А ну, брысь отсюда!

Он уходил, и мальчишки вновь бесстрашно прилипали к щелям, восторженно переговариваясь между собой, комментировали предстоящие соревнования.

Прибывшие на ипподром в числе первых Копылов с Журавлевым рассчитывали не спеша осмотреться на месте. Они послушно купили билеты. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания и держась друг от друга на почтительном расстоянии, словно незнакомые люди, они толкались среди зрителей, зорко высматривая известного в преступных кругах карманника Жокея, которого, по словам Капитоныча, невозможно было спутать ни с одним инвалидом.

Прошло достаточно времени, и многолюдье с улицы постепенно перетекло внутрь ипподрома через узкий, как бутылочное горлышко, проход, втянув за собой и оперативников. Следом, чуть поколебавшись, ушел и милиционер, сурово погрозив мальчишкам увесистым кулаком.

– Увижу, будете хулиганить, обижайтесь потом на себя! – предупредил он, и со значением похлопал по облезлой кобуре, давая понять, что в противном случае снисхождения к провинившимся бедолагам не будет.

Оставшиеся без присмотра мальчишки разом облегченно загалдели и проворно наперегонки полезли на высокие тополя. Не прошло и нескольких минут, как они уже тесно сидели на толстых ветках, ловко обхватив их босыми ногами.

Копылов и Журавлев первым делом отправились в буфет, попутно поглядывая на зрителей, рассаживающихся на ступенчатых трибунах под обширным навесом. Жокея нигде не было. Оперативникам необходимо было проверить, нет ли его в злачном заведении, а заодно на глазах посетителей демонстративно выпить по пятьдесят граммов водочки, чтобы наглядно показать, что они пришли сюда отдыхать и тратить деньги.

– Милочка, – по-старомодному, словно завсегдатай подобных мест, вальяжно окликнул Копылов дородного вида молодую буфетчицу в накрахмаленном белом халате. – Будьте добры водочки. – Макар вынул из кармана пухлый бумажник, поплевал на пальцы и небрежным жестом выложил на прилавок сотню. – И чего-нибудь зажевать. – Он пробежал глазами по полкам, выбирая закуску, но картинно поморщился, как будто недовольный скромным выбором: – Что-нибудь на сдачу.

С восхищением наблюдая за действиями товарища, Журавлев вспомнил слова Орлова, которые тогда ему показались спорными, а сегодня он сам убедился, насколько Клим был прав: «Работники уголовного розыска, настоящие сыщики, – это универсальные сотрудники. Мы должны быть и актерами – да, порой, чтобы поймать преступника, требуется разыграть спектакль. Мы должны быть и хорошими психологами, чтобы, во-первых, представить себя на месте задержанного, прочувствовать ситуацию, мы должны уметь разговорить и подозреваемого, и потерпевшего, и свидетеля. Так можно, не располагая хорошей технической оснащенностью, благодаря только знанию психологии и творческому подходу раскрыть самое запутанное дело. Наша работа – творческая. А самое главное, у оперуполномоченного должны „гореть“ глаза. И такое большое удовлетворение получаешь от работы, когда все получается…»

Пока ловкая буфетчица, повернувшись к ним габаритным задом, отмеряла мензуркой порцию водки, Копылов как будто невзначай приблизил свое распаренное от волнения лицо к могучему плечу Ильи и быстро прошептал:

– Журавлев, присмотрись внимательно, а ведь здесь запросто могут продавать ворованную водку и сигареты. Надо бы проверить, но не сегодня. Сдается мне, что тут не все чисто…

В этот самый момент буфетчица повернулась, и Копылов поспешно отпрянул, не договорив, и многообещающе посмотрел на девицу с таким видом, будто бы был без ума от ее выдающихся прелестей.

– Ваш стопарик, – проворковала буфетчица, стрельнув выпуклыми, словно вареные яйца, белками глаз, зазывно пошевелила выщипанными по моде бровями и невольно облизала полные, крашенные сердечком губы. – Может, еще чего желаете?

– Не сейчас, – отказался Копылов и виновато вздохнул, – времени нет, бега начинаются.

Он лихо опрокинул стопку, большим и указательным пальцами расправил усы и, на ходу закусывая тонким прозрачным ломтиком сыра, отошел от прилавка, напоследок окинув расстроенную буфетчицу веселым взглядом:

– Прощевай, милочка!

Журавлев, дивясь игре Копылова, пить водку передумал и попросил стакан лимонада, потому что жара с улицы стала проникать и сюда. Он собрался по-быстрому опорожнить граненый стакан с шипящим напитком и последовать за Макаром, как вдруг краем глаза заметил выглянувшего из подсобки невзрачного вида мужичка, подходившего под описание: аккуратные, чуть толще швейной нитки черные усики, острый, с ямочкой подбородок и живые, прикрытые козырьком кепки глаза, которые жили как будто сами по себе. Мигом окинув взглядом полупустой зал, мужичок поманил пальцем буфетчицу. Она негромко цыкнула на него, давая понять, что занята; тогда он подошел сам, сильно прихрамывая на левую ногу.

Окончательно убедившись, что перед ним вор-карманник Жокей собственной персоной, Журавлев, испытывающий невыносимую жажду, стал пить лимонад маленькими глотками. Он с удовольствием жмурился и отдувался, как бы наслаждаясь прохладным напитком, продолжая тем временем незаметно наблюдать за разговором, по всему видно, давно знакомых друг с другом вора и толстомясой буфетчицы.

Журавлев не мог разобрать, что горячим, возбужденным шепотком она втолковывала Жокею. Но по тому, что девица при этом поминутно бросала беглые взгляды в зал, как будто переживая, что кто-нибудь из присутствующих услышит ее срывающийся голос, Илья пришел к выводу, что разговор, несомненно, касался только что ушедшего Копылова.