— Где дети? — свирепо спросил я. В вагоне мы еще выпили, и в моем голосе зазвучала мятая жесть.

— Да, непонятно что — то, — озадаченно проговорил Паша, но его растерянность длилась не более минуты. — Нужно ехать на вокзал, — решил он. — На вокзалах всегда полно народу.

Где — то далеко, в конце зала, тоскливо и безнадежно залаяла собака, забредшая в метро и заблудившаяся в пустоте.

Ближайший к нам вокзал был Киевский. Не успели мы сойти с эскалатора, появился первый ребенок. Дородная женщина, увешанная дорожной поклажей, скорее всего бабушка нашей первой жертвы, вела за руку маленькую девочку. Девочка семенила ножками, обутыми в валенки на резиновой подошве, и, казалось, спала прямо на ходу. Белый помпон на ее шапочке болтался туда — сюда, как головка хризантемы под ветром осени. Паша проворно сбросил с плеча мешок и достал подарок, упакованный в пеструю коробочку. Женщина посмотрела на него равнодушно, но потом увидела меня, и в ее глазах заметалась подозрительность. Девочка бесстрастно и машинально протянула ручку, глядя на Пашу сонными глазами. Ей, наверное, казалось, что она просто спит и видит цветной сон.

— Ничего у них не бери! — закричала бабушка и ударила девочку по рукам, но та уже крепко вцепилась в картонные ручки празднично — яркой коробочки, и ее взор прояснился упрямым сознанием.

— Мамаша, мамаша, — сказал Паша обиженно, — вы напрасно ругаетесь. Тут все самое лучшее. — Он принялся перечислять содержимое.

Женщина прикрыла девочку своим тучным корпусом.

— Да вы послушайте…

Женщина слушать ничего не желала и потащила внучку и оклунки прочь. Девочка испуганно выглядывала из — за ее спины, но конфеты из рук не отпускала. В ее любопытных глазенках словно было написано: играешь ты в жизнь или понятия не имеешь о такой забаве — разницы тут ровным счетом никакой.

Поднялся гвалт. Баба оказалась голосистая, и в пустом новогоднем пространстве звуки скандала сделались до того осязаемы, что казалось, их можно увидеть и потрогать руками. От будки контролера отделился милицейский капитан и побрел к нам, лениво поглядывая в сторону. Рядом с ним шагал сержант с автоматом на правом плече.

— Капитан Абрикософф, — скороговоркой представился капитан и так же лениво, как и переставлял свои ноги в высоких ботинках, согнул руку и изобразил отдание чести. — Документы, пожалуйста, молодые люди.

— Нет с собой документов, — сказал Павел. — Какие тебе документы?

— Документы на торговлю, — продолжил капитан.

— На какую еще торговлю? — возмутился Павел. — Чего надо?

— Пройдемте, я там объясню, чего надо.

— Зачем? — спросил Павел.

— Затем, что нужна лицензия, — сказал капитан.

— Ну что ты пургу какую — то гонишь, капитан?

— Пурга на улице, — недовольно отрезал капитан.

Мрачным узким коридором мы прошли в комнату. Стены на высоту человеческого роста покрывала синяя масляная краска, стоял дубовый письменный стол, на поверхности которого затертыми кляксами темнели два больших чернильных следа; на потолке трещала продолговатая неоновая лампа; вторая, прикрепленная параллельно, как пристяжная в упряжке, то силилась загореться, и рисунок вспышек был как задрожавшее веко, то потухала, превращаясь в черно — зеленую палку. Нас посадили в железную клетку напротив стола. Мой девичий наряд привлек особенное внимание младшего комсостава.

— Что, голубой? — приставал ко мне усатый сержант.

Я угрюмо молчал. Если я и не был голубым, то был по крайней мере зеленым и еще неизвестно каким от злобы, хмеля, желания спать и прочей разменной монеты крупных купюр удовольствия.

— Слышь, капитан. Позвонить надо, — сказал Паша.

— А кто тебе даст? — усмехнулся капитан.

Когда капитан куда — то вышел, Паша сунул руку под шубу и набрал номер.

— Михаил Иванович? Вынимай с кичи… В менты попали… В метро, на “Киевской”. В самом метро, да. Говорят, нужна лицензия. Какая лицензия? Привези им лицензию, — усмехнулся Павел. — Две лицензии? — с недоброй улыбкой переспросил он и дал отбой.

Чем был знаменит Михаил Иванович, я не знал, но совершенно был уверен, что никто не попрется в новогоднюю ночь ради такой шпаны, какой — мне казалось — мы выступали.

Вскоре явились еще два младших сержанта и, равнодушно на нас поглядев, расселись вокруг стола, на котором выросла бутылка шампанского. Капитан откупорил бутылку. Поползла непременная праздничная пена, стекая на стол по черной этикетке с золотой инкрустацией. Капитан стряхнул руку, и прозрачные хлопья, рассеиваясь, полетели на пол.

— Жрать — то нечего, — неуверенно сказал один из сержантов и поправил на плече автомат. — Толик ходил — все закрыто.

— Раньше надо было думать, — крякнул второй.

— Как это нечего? — Капитан деловито огляделся и нашел глазами мешок с подарками, подвинул его к себе и запустил туда руку.

— Вообще — то нужно спрашивать, когда чужое берешь, — раздраженно заметил Павел.

— Поговори мне, — сказал капитан.

Капитан попался упрямый. Почти до утра мы сидели в клетке и безучастно взирали на то, как сотрудники управления по охране метрополитена уплетали подарки, предназначенные каким — то смутным, нечетким образам Ксениной фантазии.

Чуть попозже в клетку приволокли мертвецки пьяного господина в дорогой тройке, к которой прилипло рвотное ассорти, и злобных, наглых, насквозь обкуренных подростков. Михаил Иванович долго не ехал, но все — таки приехал в сопровождении другого, как две капли воды похожего на самого Михаила Ивановича, человека. На них были расстегнутые пальто из мягкого материала и сдвинутые набок однотонные, узкие, невзрачные галстуки под серыми одинаковыми пиджаками. Оба были сильно навеселе и сыпали такого рода шутками, которые плохо запоминаются. Две минуты они “поздравляли” капитана в мрачном коридорчике, после чего тот открыл клетку, глядя исключительно на ключ. Михаил Иванович важно пожал ему руку и, запахнув свое модное пальто, пошел за нами, обдуманно переставляя ноги.

— А то поехали, — предложил он на прощание. — У нас такие девочки.

Он закатил масленые глаза и приглушенно засмеялся, обнажив поеденные желтоватые зубы.

— Спасибо, — пробурчал Паша, яростно отряхиваясь, — своих девать некуда.

На улице мелкими хлопьями шел снег. Снежинки спускались под наклоном и кружились в безветренном воздухе как хотели. Тротуары сплошь завалило, ноги оставляли в снегу длинные следы. Воздух был свеж и приятно прохладен. С посеребренных веток осыпанных снегом деревьев валились на землю рассыпчатые комья. Иллюминация отражалась в небе мутной красно — сиреневой помесью, заметной даже сквозь белесую ниспадающую завесу. Сквозь марево снегопада проглядывали надписи электрических поздравлений и мерцали разноцветные огоньки гирлянд, опутавших дома и арки мостов. Медленно ездили одинокие машины, притормаживая на занесенной дороге. В жилых домах кое — где горел еще свет, и во дворах изредка слышались запоздалые взрывы петард, на звуки которых тотчас откликались сирены автомобильных сигнализаций.