Мы с Муром негромко перешептывались:

— Она мне не нравится, — несколько взволнованно говорил Мур.

— Мне тоже, — искренне сказала я. — Она нужна для дела. Сегодня потерпим, хорошо?

— А завтра убьем? — кровожадный какой у меня фамильяр.

— По обстоятельствам, — уклончиво отвечала я.

— Верховная, все готово, — позвала меня старуха.

Подошла к ней. А у бабки талант художника. Хотя может, годы упорных тренировок.

Шестиугольная правильная звезда, нарисованная чем-то ярко красным на черной земле. Даже думать не хочу какие краски могла использовать старая ведьма.

Звезду пересекала ровная горизонтальная линия, над ней вязь символов, ничего подобного я раньше не встречала.

А вот вертикальная линия была неровной, словно дрогнула рука. Судя по святящемуся лицу бабки, так и надо было.

— Вставай вот сюда, Верховная, — показала старуха в центр фигуры, — И закрой глаза.

Встала куда было велено, закрыла глаза. Чувствовала волнение своего фамильяра. Бабка начала водить хоровод вокруг меня и бормотать заклинание, но настолько невнятно, что ничего невозможно было разобрать.

— Expergiscimini12! — выкрикнула старуха.

Ничего не происходило. Никаких изменений в себе не заметила. Я приоткрыла один глаз, старуху окутывало зеленоватое свечение. Закрыла глаз, пусть колдует дальше.

Еще минут пять бормоча себе под нос, бабка ходила вокруг меня. Наконец, она проговорила:

— Все, я сделала все, что могла.

Открыла глаза, старуха светиться перестала.

— Ничего не изменилось, — скептически посмотрела на ведьму.

— Я сняла с тебя полог, Верховная, — важно ответила старуха. — Память вернется. Какой дар открылся тебе первым?

— Я Видящая.

— Попробуй зажечь огонь.

Что ж. Почему нет? Пламя возникни, мысленно приказала я. Ничего не произошло. Я пожала плечами.

— Верховная, — старуха смотрела на меня с подозрением. — Зажги пламя.

— Пламя, — крикнула я и тут же отпрыгнула, возле меня загорелся куст ярким высоким столбом.

— Ого, Вика, — котик крутился у ног, восхищенно глядя на огонь, но тщательно следя за своим хвостиком, чтобы не подпалить шерстку.

Была настолько впечатлена, что тут же потребовала у бабки сказать, что еще я умею.

— Нельзя больше, — как-то странно глянула на меня старуха. — Нас могут почуять.

Пришлось погасить азарт и лечь спать.

Ночь прошла быстро и утро началось неожиданно.

— Вика! Вика! — орали мне в ухо. Открыла глаза, а передо мной связанный Мур, — Она сошла с ума!

Я кивнула. Понятно, что старуха не в своем уме. Попробовала пошевелиться, и обнаружила, что крепко связана веревкой.

Бабка копошилась недалеко, обернулась. Она что-то искала в моем рюкзаке.

— Алая! Ты что творишь?

— Ты не Верховная, — бабка склонилась надо мной. — Ты не вспомнила меня.

— Ты же сама сказала, что не сразу.

— Я соврала! — патетично возвела руки к небу бабка, выглядело это комично, но мне было не до смеха.

Старуха достала из моего рюкзака склянку с черной жидкостью.

— Вот! Я нашла, — она подошла ко мне с трясущимися руками. — Ты этим увеличила свои силы! Это будет моим!

Да, пожалуйста. Мне не жалко.

Ведьма открыла склянку и быстрым движением опрокинула себе в рот. Мы с Муром даже пискнуть не успели. Старуха упала.

Освободились мы быстро. Я просто приказала веревкам сгореть.

— Дышит? — деловито осведомился Мур.

— Неа, — вот зашибись, на мне уже смерти двух старух. Она, конечно, тоже… ведьма ведь опытная, а зелье определить не смогла.

Мы с Муром пошли. В Клавердоне нас ждут.

Оставив позади Колтон, мы с котиком шли в Клавердон. Направление мы выбрали вдоль дороги и она шла ровной проторенной полосой, не сворачивая и не разветвляясь. Правильно мы шли или нет, я не знала, но надеялась хоть кого-нибудь встретить. А пока создавалось впечатление, что мы с Муром единственные живые существа в этом мире. Слева от дороги тянулся лес, справа — ровные луга.

Пыталась найти в себе угрызения совести или отголоски жалости. Но чего нет, того нет, вынуждено призналась себе. Алаю не жалко. Свою судьбу она выбрала сама. Глупо как-то получилось. Но думать об этом больше не хотелось.

Зато при мысли об Окси сердце сжималось и на глаза наворачивались непрошенные слезы. Что с ней? Жива ли? Я винила себя в том, что не смогла остановить ее. И то, что случилось с вороном, ее фамильяром, прямо указывало на то, что с девушкой случилась беда. Но сердцем отказывалась в это верить, и в душе жила надежда, что Окси жива.

Внутри бурлила жажда деятельности и просто так идти становилось все скучнее. Я развлекалась тем, что поджигала подобранную посередине дороги сухую веточку и гасила ее. Странное ощущение возникало внутри, словно я вспомнила что-то давно забытое, и, каждый раз, зажигая огонь, внутри меня вспыхивали искры радости, чистой, незамутненной, детской. Ведь детьми мы все верим в волшебство, в магию. А, вырастая, становимся большими скептиками.

Мне нравилась моя новая сила, она казалась простой и понятной. «Гори» — палочка весело вспыхивает, «погасни» — потухает. Когда я читала книги про магов, всегда удивлялась как у них получалось силой мысли сотворить заклятье, как они умудрялись сосредоточиться на желаемом, ведь в голове человека мысли редко бывают упорядочены. Но это оказалось легче, чем представлялось мне до обретения Силы. Это похоже на владение собственным телом. С одной стороны, мы же не приказываем себе сами поднять или опустить руку, мы делаем это неосознанно, мы не задумываемся о том какие мышцы пришли в движение, и так же с магией. Я не знаю, почему вдруг я оказалась способной зажигать огонь из ничего, но мне это безумно нравилось. С другой стороны, мы можем те самые мышцы рук тренировать, и вообще мышцы всего тела, тогда оно станет послушнее и четче выполнять приказы. Уверена, так же и с магией.

Сделав сей незатейливый вывод, я все продолжала и продолжала тренировать свою новообретённую силу. И, спустя какое-то время, палочка не просто вспыхивала и гасла, но вспыхивала с двух сторон одновременно, гасла, огонек по моему желанию мог появиться посередине веточки, а мог сразу в пяти местах на ней.

Вне сомнений, сила огня мне нравится гораздо больше, чем непонятные способности «видящей». Пугало с какой легкостью, начиная с волка, Мура, затем и Окси, все они передавали свои «картинки». А мой мозг принимал их и не сопротивлялся. Немного выбивался из общей картины Кэр — в его голову я сама проникла насильно, и он не смог противостоять.