— А что с вашими лицами? — она изумленно оглядела мой припухший нос и ссадины на лице Белоснежки.

Ее глаза могли быть еще шире, если бы не чудодейственная баночка мази Кая. Ведь мой нос начал занимать пятьдесят процентов всего лица.

— Продолжим, — недовольно буркнул Зверь. — Изучите соперника, в этом у вас преимущество, контролируйте друг друга, найдите особые признаки, которые будете понимать только вы. Это будет вашим шифром. Вчерашний бой был слишком рано, ни одна из вас не была готова. Поэтому мы исправим все ошибки.

— Спасибо, что помогаешь. Ты ведь не обязан, — кивнула я, в ответ он лишь слегка приподнял уголки губ.

Тренировка, что устроили для нас сегодня, была иной, местами походила на психологический тренинг. Мы аккуратно переворачивали друг друга, катались по полу, пытались прислушиваться к предложениям. Конечно, мы не стали друзьями лишь за одну тренировку, да и за вторую тоже, но это уже напоминало партнерство.

Каждый день мы приходили к восьми вечера, вставали на ринг и обсуждали приемы, повторяя исключения и правила. Разработали свой собственный язык жестов и договорились никогда не импровизировать. Все должно было работать четко, как механизм часов, и когда мне вновь выпал шанс выйти на настоящий бой, все сработало как никогда лучше. «Провожу двумя пальцами за ухом» — больше не могу стоять, «два раза прикусываю губу» — ты ошиблась с приемом, «три прыжка на месте для разминки с приземлением на одну ногу» — кажется, ты мне что-то сломала. И это только малость того, что мы успели выдумать.

Дни превратились в недели по выстроенному графику. Мы с Каем ездили на его тачке, заезжали за парочкой бургеров, отсыпались — и все вновь начиналась по кругу. Иногда мне казалось, что я заблудилась во времени, но «реальные» бои разбавляли тренировочные будни. Один раз я сломала мизинец, Синевласка не рассчитала и брякнулась на меня в тот момент, когда я поднималась с полу. В результате гипс и заезженная пластинка Кая о том, что мне пора уходить. Конечно, я его не послушала. У меня только начало получаться, голова не кружилась от голода, и наконец мой гардероб пополнился парочкой необходимых вещей. Я не тратила большие суммы, откладывала практически весь выигрыш в коробочку из-под масла и ставила ее в холодильник.

— Не могу поверить! Полторы тысячи долларов! — заерзала я на мягком месте, меж тем Кай спокойно вел тачку.

— Да, полторы тысячи долларов за новые шрамы. Очень разумно.

— Эй, — ткнула я его локтем в бок. — Что с тобой? В последнее время ты ходишь с кислой миной. Может, нам сходить куда-нибудь, ты развеешься, подыщешь себе девушку и улыбнешься.

Он только невзрачно посмотрел на меня.

— Все! У меня есть идея. Езжай на Юнион-сквер.

— Зачем?

— Тебе нужно расслабиться. Вообще-то я не планировала тратить деньги, но, думаю, нужно позволить себе хоть какой-то отдых. Поэтому снимем номер в «Хилтоне» и представим, что мы богачи.

— Я пас.

— Кай, я хочу тебя отблагодарить, ты все-таки показал мне другой мир. И теперь я смогу поступить в любую кулинарную школу, а если постараюсь, то, возможно, в гастрономической столице мира.

Гостиница встречала своим роскошным видом: современные прямоугольные колонны и много стекла, тянущегося ввысь на десятки этажей. Я не так часто бываю в центре, да и некогда было. Раньше я любовалась на грязные тарелки, а сейчас на разбитые физиономии. Кто я такая, чтобы привыкать к роскоши, но почему бы не попробовать хоть однажды? Единожды выбраться в чужой идеализированный мир.

На ресепшене встречает радушная пара работников: молодая ухоженная девушка и юноша в специальной форме. Мы выглядим неприглядно, побито, забитые самой госпожой Жизнью, но они не относятся к нам иначе. С распростертыми объятиями принимают в свой дворец.

Номер был на двоих. Две рядом стоящие кровати с белыми простынями и взбитыми подушками, начищенная до блеска ванная комната так, что в плитке виднелось отражение.

— Довольна? Мы потратили кучу денег на ничто, — сбросил свою куртку на стул Кай.

— Ты только посмотри, какой тут вид на город и его огни, хочу подняться на самый верхний этаж.

— И плюнуть оттуда? — он сел на край кровати.

— Нет, — рассмеялась я. — Но сначала я хочу осуществить свое самое главное желание. Я хочу в бассейн.

— Я лучше останусь здесь и отосплюсь.

— Кай, что с тобой происходит? Ты потратил все свои батарейки на то, чтобы вытащить меня из страданий? Не знаю, что с тобой творится, но тебе стоит поднять свой зад и пойти веселиться. Иначе я тоже загрущу, и все твои старания в прошлом будут напрасны. Будем сидеть, как две унылые кучки г…

— Ладно, пойдем и искупаемся, — встал он, прерывая меня. — Надеюсь, у них там есть возможность приобрести купальник и плавки. Иначе мои глаза лопнут от вида твоего обнаженного тела, — он состроил гримасу.

— Это было обидно.

— Ну, прости, мне мое зрение дороже, — пошел он к выходу.

Я не сдержалась и кинула в него подушкой, но она не долетела и упала прямо у его ног.

— Мазила!

— Ты как ребенок, — фыркнула я.

— Догоняй, — он скрылся за дверью, я последовала за ним.

Кем мы стали друг для друга? Это сложная связь, которой я не готова лишиться ни за что. Моя дружба с Мейси или отношения с Диланом даже в совокупности рядом не валялись с моими взаимоотношениями с Каем. И уж не знаю, от великой благодарности у меня развилось это чувство или от чего другого. Но факт оставался фактом, мы проводили столько времени вместе, что могли бы уже давно слипнуться, как сиамские близнецы.

Он такой смешной, когда делает надменный вид, и меня беспокоит, едва ему стоит отвести взгляд и тяжело вздохнуть. Я стала замечать это за собой совсем недавно. Какая глупость, но мое настроение зависит прямо пропорционально от его настроения. Поэтому мне страшно. Безумно страшно, что он исчезнет, испарится как все предыдущие личности, которые уходили, забирая из моей души гораздо больше, чем привнесли. Если так произойдет с ним, то от меня не останется ничего.

Я вошла в бассейн в красном купальнике, еще при покупке у меня закралась мысль, что Кай вполне может отвесить: «Спасательница Малибу». Так, собственно, и произошло.

Его торс и ноги были оголены, впервые я видела это все настолько близко, вернее впервые позволила подглядеть. Все изображения были мрачными, темными, ни одной цветной проталинки. Ничего из этого не составляло единой картины, все беспорядочно.

— Ты во мне