«За сим последовала насмешливая реплика в „Известиях“. Оправдываясь, Журавлев разъяснял, что в своем фронтовом архиве он обнаружил эти стихи и принял их за свои… На месте начальства я, после этого эпизода, разогнала бы всю редакцию», – 10 мая комментирует в дневнике Лидия Чуковская (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 278).

Он – известный подонок, алкоголик, член СП, кочетовец – и преподаватель Лит. Института. Воспитатель юношества. А каково невежество редакции! (К. Чуковский – Л. Чуковская. С. 413).

…я очень опасался и за судьбу стихотворений О. Э., – 7 мая писал Эренбургу главный редактор «Простора» И. Шухов. – Правда, и о стихах Мандельштама и о Вашей вводной статье к ним мы тут до поры до времени помалкивали, и в Москве, видимо, об этом не ведали. Ну, а с местными надзирателями мы тут полюбовно поладили (Почта Ильи Эренбурга. С. 582).

Москва полна разговорами о будто бы готовящейся «гальванизации» – так называют ожидающееся признание каких-то заслуг Сталина и прекращение кампании его дальнейших разоблачений (Новый мир. 2014. № 3).

военнослужащие одобряют данную в докладе оценку деятельности КПСС в годы Великой Отечественной войны и упоминание заслуг товарища И. В. Сталина (цит. по Е. Раскатова // Вестник Ивановского государственного химико-технологического университета. 2008. № 3. С. 61).

Этого, – говорит Анатолий Рыбаков, – было достаточно, чтобы вызвать бурные аплодисменты, развязать в стране реабилитацию Сталина и сталинизма, похоронить хрущевскую «оттепель» (А. Рыбаков. С. 240).

Аудитория, – рассказывает в дневнике Александр Гладков, – битком набита и масса непрошенных у входа. Председательствует И. Г. Эренбург, почти дряхлый и с розовенькими щеками. Он говорит умно, сдержанно и точно, на той крайней границе между цензурным и нецензурным, которую он чувствует как никто. Показывает № 4 алмаатинского журнала «Простор», где напечатан целый цикл Мандельштама и в том числе знаменитый «Волк», которого в прошлом году запретили в «Москве». Еще говорят: Н. Чуковский (поверхностно и почти пошловато), Н. Л. Степанов (вяло ораторски, но умно, хотя и академично), поэт Арсений Тарковский и Варлам Шаламов, который читает свой колымский рассказ «Смерть поэта» и исступленно, весь раскачиваясь и дергаясь, но отлично говорит. И. Г. объявляет о присутствии Н. Я. Ей устраивают овацию и все встают742. Читают стихи О. Э. Лучше всех студент Борисов743 (цит. по: М. Михеев. С. 176).

Может быть, как капля, которая все-таки съест камень, наш вечер приблизит, хоть на день приблизит выход той книги, которую мы все ждем. Я хотел бы увидеть эту книгу. На этом свете. Я родился в один год с Мандельштамом. Это было очень давно. Впрочем, с времен конца того периода, который называют периодом беззаконий, тоже прошло уже много времени. Подростки стали стареть. Пора бы книге быть (цит. по: Р. Тименчик. Последний поэт. Т. 2. С. 432).