Кейт, как обычно, сидела рядом с Эдуардом. Мне хотелось поймать ее взгляд, но она не смотрела в мою сторону. Она глядела только на Эдуарда.

Кухарки принесли первое блюдо – молодого барашка и жаворонков, приправленных луком и петрушкой.

Когда перед всеми едоками появились наполненные тарелки, я налил себе легкого красного вина, кислого, но подслащенного медом, и громко приказал:

– Наполните свои кубки!

Все поспешили исполнить мое повеление. Я сделал глоток и, подняв свой кубок, произнес:

– Хочу поделиться с вами великой радостью. Англии должно иметь королеву, а мне – жену.

Я склонил голову в сторону Кейт.

«Взгляни же на меня, женщина!» – мысленно воскликнул я, поскольку она продолжала старательно изучать свою тарелку.

– Прекрасная и почтенная леди Латимер станет моей женой и вашей королевой.

Она по-прежнему не поднимала глаз.

– Благопристойная и скромнейшая из королев! – произнес я с шутливой серьезностью, чокаясь с ее кубком.

Звон заставил ее посмотреть на меня.

Все сотрапезники улыбнулись. И лицо Кейт тоже озарилось смущенной улыбкой.

– Король оказал мне великую честь, – тихо промолвила она. – И я молюсь, чтобы Господь помог мне стать доброй, праведной и верной спутницей его величества.

– Ну уж нет, леди Латимер, к чему такой похоронный тон! – игриво воскликнул Сеймур.

Том сидел на своем обычном месте в торце стола. Усмехнувшись, он облокотился на столешницу, и широкие рукава его легкой рубашки вздулись, как паруса.

– Женитьба не свод благочестивых правил, но благословенная страсть и постельные утехи, – прибавил он, глотнув вина.

– Удивительно, как вы можете так говорить, – ответила моя Кейт. – Откуда холостяку знать о супружеских отношениях?

– Увы, увы, миледи, мне известно лишь о том, к чему понуждает бурная юность, – он огляделся кругом, – а счастье брачных уз испытать не довелось, хотя я давно достиг цветущей зрелости. Однако поэты настаивают на том, что жена дарит величайшее наслаждение!

– Марк Антоний прожил почти полвека, прежде чем полюбил Клеопатру, – вставил Уилл, – и их любовь прославлена в поэмах.

– Неужели мы будем обсуждать сегодня вопросы любви? – спросил доктор Баттс.

– Нет, лучше будем воспевать ее, – сказал Уилл. – Ибо любовь рождается от желания вкупе с сердечной близостью и достигает высшего расцвета при их гармонии.

Все выпили, и я взял Кейт за руку. Она взглянула на меня, но лицо ее хранило загадочное выражение.

Один Эдуард искренне радовался вместе со мной, ибо ему не хватало матери и он успел полюбить свою воспитательницу. Мальчик явно полагал, что ему повезло не меньше, чем мне.

В тот же день, чуть позже, Кейт подошла ко мне.

– Мы должны написать Марии и Елизавете, – сказала она. – Пусть они узнают обо всем непосредственно от нас, а не из третьих рук, когда слухи дойдут до них.

Да, давненько не приходили вести из Хатфилд-хауса, и я необычайно беспокоился за Елизавету.

– Верно, – согласился я. – Я напишу им письма, и вы тоже, отправим их вместе.

Корреспонденция теперь доходила быстрее; согласно сообщениям из Кента, Суссекса, южных, наиболее пострадавших графств, число жертв чумы пошло на убыль. Но в центральных графствах, Вустершире, Бекингемшире и Нортгемптоншире, эпидемия еще уносила много жизней. Черный мор странствовал по моему королевству, прихотливо выбирая, где устроиться на постой, и требуя к себе особого почтения.

В тот же вечер я написал Елизавете, поинтересовавшись ее здоровьем и положением дел в окрестностях Хатфилд-хауса. Я сообщил ей о моих свадебных планах, выразив желание, чтобы она присутствовала на венчании, которое состоится сразу после того, как в Лондоне восстановится здоровая атмосфера.

В течение недели от нее пришло ответное письмо, весьма вежливое и изящное, однако она не упомянула о нашей размолвке и не извинилась за свое поведение. Она написала, что Хатфилд-хаус и его окрестности пока не пострадали от чумы, но имеются сообщения, возможно недостоверные, что болезнь добралась до Сент-Олбанса и Данстейбла. Кроме того, дочь выразила радость по поводу моего будущего венчания, поскольку относилась с большим уважением к леди Латимер и считала честью породниться с нею.

Мария, жившая в Вудстоке, прислала чопорное письмо, подтвердив, что приедет на венчание, и пожелала мне счастья.

Мы коротали время в Вулф-холле. Июньские дни выдались приятными, но всем нам страстно хотелось вернуться к столичной жизни.

Природа стала утомлять меня, хотя мы наслаждались свежим воздухом, цветочными ароматами и теплым солнцем. Извечный парадокс, горожане мечтают о приволье, строят загородные дома, мечтая зимой уехать туда на лето… и однако сельская жизнь очень быстро надоедает им, а местные жители начинают раздражать своей тупостью.

Том Сеймур настолько извелся, что я решил послать его в Лондон или во Францию для выяснения политической обстановки. Судя по доходящим до меня сведениям, Франциск, оплакивая любимого сына, продолжал готовиться к войне, и в пограничных районах уже шли беспорядочные бои с императорскими войсками. А мне приходилось торчать в захолустье, дожидаясь окончания чумной заразы!

Уилл тоже помрачнел, сельские радости его не привлекали. Как типичный горожанин, он не видел особого смысла в прогулках по лесу и целыми днями либо дремал, либо почитывал Гомера.

Уилл:

Я и правда больше любил городскую жизнь, но уныние мое усилилось из-за полнейшей неспособности помешать королю. А ведь Гарри совершал очередное безрассудство, сулившее ему страдание. Женитьба! В который раз! Неужели его не волновало, что из-за этого над ним будет смеяться не только вся Англия, но и вся Европа? Чего, интересно, он ждал от нового брака?

Да еще задумал сражаться с Францией! В юности, подстрекаемый тщеславным и хвастливым Уолси, он уже померился силой с французами и обнаружил, что война с ними обходится очень дорого и при всей ее разорительности ничего не решает. Неужели жизнь ничему его не научила?

Больно смотреть, как дорогой вам человек выбирает неверный путь, который может принести одни огорчения. И каков же долг друга? Удержать от глупого шага, предотвратить вред? Или отойти в сторонку, уважая право и на ошибки, и на расплату за них? Если вы любите короля, то первый вариант все равно недоступен. Отсюда и мои страдания.

Генрих VIII:

Мы с Эдуардом часто бывали вместе – ходили на рыбалку, охотились, жарили на костре дичь и вскоре узнали многое друг о друге. К примеру, от долгого пребывания на солнце мальчик начинал капризничать, во время рыбалки ему нравилось мечтать, и он расстраивался, когда клев рыбы прерывал его грезы; малыш быстро уставал, ему не хватало выносливости. Но я надеялся укрепить его силы за счет физических упражнений, ибо негоже королю быть хилым и слабым.

Он,