не хотелось. Эти ароматы не раздражали и не вызывали аллергии, хотя обычно Аня не любила такой концентрации сладких запахов, особенно после работы в цветочном магазине. Здесь ароматы были иного рода. Они были питательными, будто, просто вдыхая воздух, Аня откусывала большой кусок яблока, когда смотрела на север, или груши, если на юг.

Пройдя немного вперед, она увидела небольшое озеро в форме сердца. Озеро было сверкающим под солнцем и безупречно голубым, и со всех сторон на километры вперед оно было окружено цветами. В основном лилиями. На берегу сидел Ян.

– Я долго ждал.

– Прости. Я засмотрелась на птиц.

– То чебе[40].

Ян протянул ей охапку разноцветных лилий. Многих сортов Аня никогда не видела раньше – например, она даже не предполагала, что лилии могут быть шоколадных или брусничных оттенков. Она улыбнулась Яну, приняла цветы и начала сплетать их между собой. Венок получался очень красивым.

Когда она закончила, то просто бросила венок в воду.

– Правда, он будет плавать здесь всегда?

– Так, – ответил Ян. – Здешние цветы никогда не вянут, особенно если погружены в воду. Ты заметила, какой формы это озеро?

– Конечно.

– Это лучшая валентинка.

– Да. Это правда.

– 3–

Начать делать часы было спонтанной идеей. Первые Аня сделала еще год назад, когда только-только окончился ремонт и ожидался монтаж новой кухни. Она решила, что циферблат будет расположен прямо в фасаде, спроектировала эскиз и попросила Стаса сделать в стекле отверстие.

Работать вертикально было не очень удобно. Аня тогда закрепила бумажный шаблон с внутренней стороны стекла и приступила – выбрала пленки, определилась с лентой. Сам часовой механизм крепится в последнюю очередь, когда витраж уже готов. Все получилось: часы действительно работали.

Аня тогда села напротив фасада и с замиранием сердца смотрела, как движется красная секундная стрелка, как она достигает двенадцати – и минутная стрелка делает один шажок. Это было сродни чуду – теперь витраж был живым механизмом, сердцем которого являлась обыкновенная батарейка.

Такое же чудо она ощущала, когда сквозь витраж проникал свет и окружающие предметы меняли свои очертания и оттенки. А если там был хотя бы один маленький фацетик, особенно круглый, – стена становилась радужной. И эти моменты радости оправдывали собой все: и порезанные пальцы, и финансовую нестабильность, и сложности общения с клиентами.

Теперь, когда эти элементы соединились – априорное чудо цвета и механическое движение жизни, – работа обрела свой новый, совершенный смысл.

Когда-то Аня пробовала заниматься бижутерией из полимерной глины. Надолго ее не хватило – быстро надоело, но именно тогда она впервые смогла поймать это ощущение чуда. Заготовка для серег выпекалась в духовке, как печенье, а потом Аня ставила ее остывать, и в это время брала шприц без иглы и три емкости. В первой емкости был компонент «А», во второй – «Б», а в третьей компоненты смешивались в строгой пропорции два к одному, образовывая готовый раствор эпоксидной смолы. Тогда она набирала в шприц раствор и капала на заготовку серьги. И вот этот момент, когда капля растекалась по глиняной поверхности – идеально ровно, выпукло и прозрачно, образуя собой подобие стеклянной линзы, – был волшебным.

Волшебство сродни этому было, когда в детстве учитель музыки показал Ане, где на клавиатуре фортепиано расположена нота «до».

– Смотри. Определить проще всего по черным клавишам. В начале октавы их две, потом промежуток, и после еще три. Там, где две черные клавиши, первая из них – «до-диез», или «ре-бемоль», это одно и то же. А белая клавиша перед «до-диез» – и есть «до». Поняла теперь?

Аня не просто поняла, она будто увидела их все. Она могла теперь охватить одним взглядом всю клавиатуру разом, и в каждой октаве видела «до», и слышала ее звучание, и звук перебрасывался через октаву, являясь вновь, но уже иначе. Аня помнит, как задохнулась от восторга, как все фортепиано запело и зазвучало без чьего-либо участия. Она словно поняла все и обо всем, и уже навсегда.

Но все-таки это было чудо иного порядка. Волшебство музыки величественно, но – не вещественно, и Аня никогда не могла признать своей причастности к нему до конца. Делая что-то собственными руками, она словно ощущала незыблемость существования. Эти серьги, застывающие стеклянными линзами, и эти часы, которые идут – идут по-настоящему! – их сделала она, Аня.

Поэтому, когда знакомый стекольщик предложил ей забрать заготовки под часы с небольшим браком, она, не раздумывая, согласилась.

Их было тринадцать. Тринадцать круглых отшлифованных стекляшек с отверстием по центру. Небольшой брак не имел значения для тренировочных образцов.

Аня стояла, прорисовывая циферблат на шаблоне в своей новой мастерской, когда вдруг услышала звонок телефона. От неожиданности у Ани дрогнула рука, и красный маркер перечеркнул шаблон. Она чертыхнулась и взяла трубку. Звонил Дима.

– Привет, Анютка! Как дела?

– Да отлично. Часы решила делать. Вот стою делаю.

– Ух ты, здорово. Под заказ?

– Нет, пока тренируюсь просто.

– Значит, время свободное есть?

– Ну, в принципе, есть. А что такое?

– Я тут на фестиваль один скоро еду, от вас недалеко, в Подмосковье. Хотел снова гитару у тебя попросить…

– Да без проблем. Бери, конечно. А что за фест?

– «Ми-стерео». Слышала о таком?

– А, кажется, да. Давно хотела там побывать.

– Ну бери детей да поехали.

– А дети как раз к бабушке уехали, вчера буквально, так что я совершенно свободна! Когда это будет?

– Четвертого июля.

– Послезавтра, что ли, уже?

– Ну да. Сможешь?

Аня подумала, посмотрела на циферблат и сказала:

– Поехали.

* * *

Дима приехал рано: нужная электричка отправлялась через час. Они решили пока выпить пива и устроились на скамейке недалеко от вокзала.

– Ну рассказывай. – Дима открыл Ане пиво и протянул бутылку.

– Да чего тут рассказывать. Развелись. Ремонт сделала.

– Да ладно? – Дима подавился пивом. – Вы же такой офигенной парой были, Влад – отличный мужик! Ну, не без недостатков, конечно, но чтобы развод…

Аня глотнула пива и перевела разговор на другую тему.

Как только они сели в электричку, разразилась гроза. Аня и Дима хмуро смотрели за окно.

– Да уж, поставить палатку будет проблематично.

– Ну, может, это ненадолго. К ночи просохнет…

Когда они вышли из вагона, дождь уже перестал. Но под ногами хлюпало, и у Ани очень быстро вымокли кроссовки. Вдоль путей росли высокие люпины, совсем мокрые после дождя, и, когда Аня шла тропинкой сквозь заросли, ей казалось, что она принимает душ. Лавины воды затопили все дороги.

Но когда Аня с Димой дошли до «Ми-стерео», их накрыла другая лавина: со всех сторон звучала музыка. Аня застыла