Ира была не такой уж законченной сукой и мучила Олега не со зла. Она сама мучилась, не в силах ответить на его бесконечное обожание, не зная, что делать с этим непрошеным подарком судьбы. Ну не могла она его полюбить и все тут! А жить с нелюбимым, но влюбленным в тебя человеком гораздо труднее, чем строить с кем-то рассудочные отношения на взаимном равнодушии и расчете.

Вернувшись в Москву вполне здоровой и посвежевшей, Ирочка бросила Олега и немедленно вляпалась в новую историю. Только после этой очередной встряски она наконец встретила Макса.

После встречи с подругами Карина чувствовала, что вернулась к жизни. Даже утренняя дурнота ее почти отпустила, а уж страхи испарились без остатка. На следующий день она встала раньше Саши, приготовила и красиво сервировала завтрак, проводила мужа на работу и принялась энергично вылизывать квартиру. К десяти часам утра все уже сверкало и блестело, и Карина решила, что можно отправляться в гости к профессору Кабирову. Жаль, она не догадалась взять у него телефон. Хоть расстояние от двери до двери не больше десяти метров, но вламываться к человеку без предупреждения не очень удобно. Впрочем, профессор относится к этому проще, чем большинство москвичей, — все-таки он родился и вырос в южном городе. Да и соотечественники ходили к нему в любое время дня и ночи.

Карина в этот раз даже не подумала переодеться, и только стоя у соседской двери, вспомнила, что отправилась в гости в домашнем кимоно. Но было поздно, она уже позвонила. Кабиров сейчас откроет, и убегать в свою квартиру будет глупо. В конце концов, ничего неприличного в ее наряде нет. Кимоно длинное и непрозрачное, а что распахивается, так она просто будет следить за своими движениями, вот и все. Карина потуже затянула пояс и храбро улыбнулась Мурату Гусейновичу, встретившему ее на пороге.

Он тоже был рад ее видеть. Широко распахнул дверь, жестом пригласил в уже знакомую комнату, гостиную-кабинет. На этот раз там действительно было не очень прибрано: стол завален книгами, несколько томов свалилось на пол, галстук и пиджак висят на спинке стула. Профессор замахал руками, извиняясь, начал собирать вещи и запихивать их в шкаф. Наконец он выключил телевизор, и они обрели способность слышать друг друга.

— В прошлый раз мы с вами собирались выпить чаю, — напомнил он. — А теперь у меня есть молоко.

Карина рассмеялась.

— Не беспокойтесь, Мурат Гусейнович, я только что позавтракала. Как ваши дела?

Кабиров воспринял слово «дела» буквально и озабоченно сдвинул кустистые брови.

— Простите, Карина, я так и не выяснил, кто мог подсунуть вам те мерзкие листовки. Но я выясню это в самое ближайшее время. Обещаю.

— Мурат Гусейнович, да это не так уж важно. Вы лучше скажите, почему вы настолько серьезно относитесь к листовкам, которые сто лет лежали у нас дома и никому не мешали? И не пытаетесь выяснить, кто и зачем притащил к вам под дверь труп. Это ведь гораздо более странно.

Профессор озадаченно посмотрел на нее.

— Что вы больше хотите знать, Карина? — спросил он. — Кто притащил труп или почему мне это неинтересно?

— И то и другое, — ответила Карина и, подумав, добавила: — Но про труп, пожалуй, больше.

— Ну что ж, — Кабиров указал ей на кресло и сел сам. — С вашего позволения я все-таки сначала отвечу на первый вопрос. Вы правы: меня очень мало волнует, кто и зачем принес сюда труп неизвестного мне человека. На Петровке меня уже спрашивали, кого я подозреваю и кому бы могло прийти в голову меня скомпрометировать. Я только вчера ездил давать показания.

Он с досадой кивнул на шкаф, и Карина догадалась, почему пиджак и галстук оказались на стуле: профессор так редко выходил из дома, что, надев их, позабыл убрать. Интересно, кто приносит ему продукты? Наверное, домработница. У него и чистота в доме такая, какую вряд ли может навести мужчина, даже очень аккуратный.

— Видите ли, мне неинтересно разгадывать чужие загадки, мне хватает своих, — продолжал Мурат Гусейнович, слегка раздражаясь. Эти эмоции Карина отнесла на счет воспоминаний о визите на Петровку, а не своих расспросов. — К данному убийству я не имею отношения, а следовательно, меня оно не касается. Возможно, кое-кто и рад был бы подложить мне свинью — извините за двусмысленность. Но это опять же не мои проблемы, а того, кто это сделал. Ну и милиции, разумеется.

— Мурат Гусейнович, но как же вы не понимаете! — воскликнула Карина. — Ведь если бы милиция не определила, что тело принесли с улицы, вы были бы первым подозреваемым. Скажите спасибо, что Бар… участковый оказался профессионалом.

— Спасибо! — ответил Кабиров, тоже переходя на повышенные тона. — За это я действительно благодарен. Но я не стал подозреваемым, а все остальное — не мое дело. Я не люблю детективы. Некоторые мои знакомые тоже озаботились этой историей, и совершенно напрасно. Поймите, Карина, в моем возрасте человеку следует беспокоиться лишь о том, что напрямую от него зависит, за что он несет ответственность. На глупости уже нет времени. Например, за азербайджанские листовки в вашем доме я несу ответственность, и меня беспокоит их появление. Гораздо больше беспокоит, чем чье-то чужое убийство, — при всем моем сожалении, что оно произошло.

— Но почему вы несете за них ответственность? — возмутилась Карина. — С какой стати? Мы же знаем, что не вы это сделали.

— Милая девочка! Простите, что я вас так называю, но все-таки я намного старше вас. Я несу ответственность за все, что прямо или косвенно имеет отношение к моему народу. За все абсолютно! Азербайджанский национализм задевает меня гораздо больше, чем русский, армянский и так далее. Догадываетесь почему? Потому что, когда кто-то призывает бить азербайджанцев, мне может быть страшно, обидно, но не стыдно. А когда азербайджанцы кричат: «Бей армян!» или «Бей русских!» — мне очень стыдно. Вы не представляете как. У меня вот здесь, в груди, все горит, и хочется спрятаться от людских глаз. Хотя, как вы справедливо заметили, не я «это» сделал. Вам, наверное, такое чувство незнакомо, но только по молодости. Со временем вы его узнаете, потому что вы порядочный человек. Рассказать вам, какую надпись я видел в международном аэропорту одной страны, перед выходом на летное поле? «За границей государство — это ты». Удивительно точные слова! Прежде, при проклятой советской власти, я не считал, что в Москве я за границей. А теперь это так, а значит, мое государство — это я, и мой народ — это я. А вы говорите — труп. Да в гробу я видал ваш труп, и там ему и место.

Профессор перевел дух и вытер вспотевший лоб. Карина молчала, не зная, что сказать. Теперь ей казалось, что она действительно некстати полезла со своим расследованием. У человека и без него забот хватает.

В этот момент раздался звонок. Кабиров сделал знак Карине: «Сидите!» — и пошел открывать. Из коридора послышались гортанные голоса. Говорили на чужом языке, и Карине стало неудобно, что ее здесь застанут. Да еще это кимоно! Она встала, решив при первом же удобном случае распрощаться и уйти.

Но гости, которые вошли в комнату, не обратили на нее никакого внимания. Их было двое — высокий мужчина лет сорока с хрящеватым недобрым лицом, похожий на испанского инквизитора, и молодой толстощекий парень довольно флегматичного вида. Кабиров и «инквизитор» раздраженно переговаривались по-азербайджански, парень молчал.