маленький инцидент не помешал Саше отправиться вместе с полицейскими проведать Глафиру.

Женщина была дома, она изо всех сил делала вид, будто бы крепко спит. Появилась в домашнем халате и с обвязанной полотенцем головой.

– У меня страшная мигрень. Только заснула, а тут вы!

Вот это притвора!

Саша это только подумал, а позади него кто-то не сдержался и крикнул:

– Меньше бы в чужие окна лазала, глядишь, и голова бы не так болела!

Оказалось, что это Алиска, которая тайком пошла за ними по пятам и теперь выступила с осуждением соседки.

Глафира сделала вид, что ничего не слышит.

– Зачем пришли?

– Славу позовите, – произнес следователь. – И сами собирайтесь.

– Куда это?

– Поедете с нами в отдел для дачи показаний.

– Никуда я с вами не поеду!

– Не хотите добровольно, поведем в наручниках! – пригрозил наглой бабе Алексей.

– Да что я такого сделала? В чем меня обвиняют?

– Вы подозреваетесь в краже чужой собственности. А также в убийстве двух человек.

Глафира побледнела.

– С ума сошли? Я никого не убивала!

– Не вы, так ваш Слава! Кстати, он дома?

– Нету его.

Следователь пристально смотрел на нее.

– Ну честное слово нету! Хотите, дом обыщите!

– Хотим.

И, отстранив опешившую от такого поворота дел Глафиру, полицейские прошли в дом.

Никакого Славы тут и впрямь не оказалось. Нашелся песик Гречка, получивший такое прозвище за свою масть. И конь Эликсир, проживавший у Глафиры в пристройке рядом с домом. Конь да собака – вот и вся семья Глафиры. А кто же такой был этот Слава? Друг? Любовник? Родственник?

Сгорая от любопытства, Саша постарался выведать это у самой Глафиры. Но действовать нужно было осторожно. Глафира и так пребывала в шоковом состоянии. До нее дошло, что ее обвиняют в совершении двух особо тяжких преступлений, и ее буквально трясло.

– Я не хочу в тюрьму! Не могу! Что будет с моими животными? Кто о них позаботится, если я сяду?

– Раньше об этом нужно было думать. До того, как Слава вас в эту историю втянул. Это же он попросил вас выкрасть картины?

– Он! Он самый! Вот собака злая! Меня подставил, а сам в кусты! Нет, не хочу так! Родственник или не родственник, не посмотрю, расскажу, как все было. Плевать, что родной сестры сын. Что же мне теперь из-за него – под суд идти?

– Если вы не виноваты, а виноват Слава, то ему и отвечать придется.

– Моей вины там самая малость! Все знают, что Георгий Сергеевич сам много раз мне предлагал эту картину себе забрать!

Алиска встрепенулась:

– Если вы про картину со щенками, то папа предлагал вам ее купить, а не забрать, как вы выражаетесь! Это немного разные вещи!

– В самом деле, уважаемая свидетельница, если картина была вам так сильно нужна, то почему вы ее не купили, когда вам это предлагали?

– Да не нужна она уж мне так сильно была! Конечно, нравилась она мне, но мне вообще все картинки с животными нравятся, люблю я их. Но так, чтобы еще деньги за нее платить, тут уж фигу. Подарил бы Георгий Сергеевич картинку, тогда дело иное, я бы не отказалась. А покупать – нет.

– Но картину с Констанс вы же купили.

– Тогда время было другое. Я работала. Девяностые, опять же, накопленные деньги нужно было куда-то девать. А тут эта ваша знакомая с картинами своими. Я посмотрела, картина старинная, значит, чего-нибудь да стоит. Ну и заплатила ей, сколько она просила. А твоему папеньке, между прочим, картинки даром достались. И он с меня при всех своих деньгах еще выгоду поиметь хотел!

– И поэтому вы его убили!

– У меня и оружия-то нет! Это у вас весь дом оружием забит.

Алиска открыла рот, чтобы достойно ответить, но следователь, предчувствуя, что сейчас начнется, поспешил вмешаться:

– Не будем переходить на личности. Поговорим по сути дела. Гражданка свидетельница, что вы можете показать по данному инциденту? Забрались вы сегодня ночью в дом к соседям? Учтите, вас там видели минимум двое свидетелей.

– Если видели, тогда чего мне отрицать.

– Хорошо. И что вам там понадобилось?

– Говорю же, Славка, племянник мой непутевый, как репей к собачьему хвосту пристал! Сто лет его не было ни видно, ни слышно, где болтался, я не знаю, на похоронах у сестры и то его не было, а тут вдруг прикатил. Богато живете, тетя Глаша, говорит. Обстановка у вас в доме богатая, коня с собакой содержите, это на какие же такие барыши? Не твое, говорю ему, дело! Ты, что ли, меня содержишь, чтобы отчет перед тобой давать! А он прицепился, не отцепишь. Ходит, все рассматривает, вижу уже, что приценивается. Выгнать бы мне его, да что-то не к месту сестру свою покойницу вспомнила, все-таки единственный ее сыночек, родная кровь. А кровиночка-то эта ни о чем таком и думать не думает, а только ходит и подсчитывает, что ему в наследство после старой тетки достанется и чем ему уже прямо сейчас поживиться можно. А уж как увидел мою Констанс на стене, прямо затрясло его всего. А вы знаете, говорит, тетенька, сколько ваша картина денег стоит? Она, говорит, огромных денег стоит. И стоила бы еще больше, кабы не сама по себе у вас бы на стене висела, а находилась бы в серии себе же подобных картинок.

– Та-а-ак! И откуда же у него такая информация взялась?

– Уж этого я не знаю, а только Слава сказал, картины возрастают в цене, если это целая серия. Ну, то есть коллекция в коллекции получается. А я, дура, возьми и ляпни, что таких картин и впрямь несколько, как минимум пять я знаю. Что тут с ним было! Вам не передать! На колени упал! Рыдает! Спаси меня, тетечка! Родная моя, любимая тетенька! И рассказывает, что промотал он все наследство своей мамочки, моей сестры непутевой. Но это-то я и без его слов знала раньше, но тут он передо мной покаялся, поплакался, пообещал, что жизнь его так больно била, что многому научила. И что мать его сильно избаловала. Это я тоже без него давно знала.

– И что же он от вас хотел?

– Картины эти, будь они неладны! Что же еще! Сказал, что задолжал каким-то отморозкам, они грозятся его убить, каждый день он вынужден переезжать с места на место, чтобы не попасться им в лапы. И что он знает человека, который даст за эту серию с животными такие хорошие деньги, которых Славке хватит, чтобы расплатиться с кредиторами и еще на жизнь останется.

– И вы дрогнули?

– Так ведь племянник, – жалобно произнесла Глафира. – Родная кровиночка. Больше у меня родни на всем белом свете нет. Одна я