Она пытается заставить меня защищаться, но я не ведусь на ее манипуляцию.

– О чем вы говорили сегодня утром? Почему мы в опасности?

Абуэла делает глубокий вдох, и я удивлена, насколько усталой и хрупкой она выглядит. Когда это все началось?

– Теперь это не важно. Завтра вечером ты соберешь вещи. Мы уедем из города на некоторое время.

Я делаю глубокий вдох, готовясь дать ей отпор:

– Нет.

Она пронзает меня ледяным взглядом:

– Что, прости?

– Ты прекрасно слышала меня. Я никуда не поеду.

– Когда я прошу тебя остаться, ты говоришь, что хочешь уехать. Когда я прошу тебя уехать, ты говоришь, что хочешь остаться. В чем дело?

Я наблюдаю, как ее щеки надуваются и опадают, и все это время она пристально смотрит мне в глаза. Наконец ее плечи опускаются, и она шаркающей походкой направляется к двери своей спальни.

– Ладно. Я слишком устала спорить.

Я наблюдаю, как она замирает, положив руки по обе стороны дверного косяка. Она говорит со мной не оборачиваясь:

– Все, что я когда-либо делала, Мигуэла, было ради твоей безопасности. – Затем она уходит и закрывает за собой дверь.

Я смотрю, как она отступает, и понимаю, что на самом деле она всего лишь маленькая старушка. Она всегда казалась огромной, больше, чем сама жизнь, но сегодня вечером мы обе узнали, что у нее нет надо мной власти… и из-за этого мне становится очень грустно.

Когда я иду в комнату и закрываю дверь, телефон вибрирует.

Привет, красотка.

Боже. Сейчас мне не до этого.

Но… Я еще не включала телефон.

Холодок пробегает по спине.

Я не могу перестать о тебе думать.

Я больше не хочу держать телефон в руках, внезапно становится… темно. Я открываю ящик ночного столика, бросаю его туда и с грохотом закрываю. Я хватаю ноутбук и ложусь на кровать, удерживая его на животе. Если мне придется писать о Реформации, то, по крайней мере, я буду делать это с комфортом.

Спустя пару абзацев приятного отвлечения я, должно быть, уснула. Я не знаю, сколько времени прошло, но внезапно у меня в голове кричит собственный голос: Проснись! Я вскакиваю и оглядываюсь вокруг с полуприкрытыми глазами, хотя тяжесть тянет меня обратно в бессознательное состояние. Уже собравшись перевернуться на другой бок, я снова замечаю силуэт в углу. Хотя в спальне темно, я четко вижу фигуру, которая смотрит на меня светящимися оранжевыми глазами. Я нащупываю рукой за спиной настольную лампу и включаю ее. В ту миллисекунду, когда загорается свет, я вижу Сэма, стоящего в углу и смотрящего прямо на меня. Затем он исчезает. Просто… исчезает. Я осматриваю комнату, проверяю шкаф, выглядываю в окно. Его нигде нет.

Я встаю и начинаю ходить по комнате. Что это за блестящее вампирское дерьмо такое? Он наблюдает за мной каждую ночь? Я не знаю, как кто-то может считать подобное романтичным – это преследование в чистом виде.

Я подпрыгиваю, когда телефон громко вибрирует в ящике стола, оповещая об одном сообщении за другим. Я с облегчением вижу на экране уведомления из Воинства. Я смотрю на часы: полночь. Это не к добру.

Рейдж: Эй, ребята! Вы начинаете меня пугать.

Барри: Да, вы говорите, что наши родители устраивают подпольные встречи, а потом сами не отвечаете на сообщения?

Рейдж: «Подпольные»? Неплохой лексикон, Барри!

Барри: Спасибо, бро.

Зи: Простите, у меня не заряжался телефон, не знаю почему.

Я: Нам нужно встретиться утром перед школой.

Зи: Да, ты права.

Рейдж: Вы в порядке, девочки?

Какое-то время мы обе молчим.

Я: Объясни значение слова «порядок»…

Рейдж: Как бы там ни было, мы рядом.

Барри: Мне нужно поработать в амбаре, но мы можем встретиться в 06.30. В «МакКарти»?

Я представляю зал, наполненный посетителями. Нет, нам не нужны свидетели.

Я: Давайте встретимся в амбаре, и мы с Зи введем вас в курс дела.

Барри: Хорошо, я тоже кое-что узнал. Увидимся.

Мы с Зи приходим к Барри на несколько минут раньше. Солнце только встает за фермой, и я останавливаюсь, чтобы полюбоваться небом, медленно окрашивающимся в оранжевый. С семейной фермы Барри открывается потрясающий вид на горы над морем темно-зеленых сосен. Однако, когда я замечаю лыжные трассы, в животе нарастает волнение от воспоминания о текущей лаве из сна. Смогу ли я когда-нибудь снова смотреть на гору Мэнсфилд, не думая об этом?

– Пойду поздороваюсь с девочками, – говорит Зи, убегая в амбар.

Девочками она называет коров, и мне становится интересно, действительно ли она их понимает. После всего, что я увидела на прошлой неделе, меня бы это нисколько не удивило.

Я не видела Рейджа с той ночи, когда кто-то проник в мой дом, а мы поцеловались, поэтому нервничаю. Я решаю поискать Барри и нахожу его за главным амбаром рядом со свинарником. Заметив маленьких поросят, копошащихся в грязи, я взволнованно хлопаю в ладоши.

– Малыши!

Я бросаюсь туда, где Барри кормит мать размером примерно с «Бьюик». Я уже знаю, что не стоит прыгать в загон, поскольку он сказал мне, что одна из самых распространенных травм при выращивании свиней – это когда взрослые особи откусывают тебе коленные чашечки, если чувствуют угрозу.

Я встаю рядом с Барри, который с ухмылкой смотрит на меня:

– Привет, Ми.

Я указываю на свинарник:

– Они так выросли с июля!

– Большинство из них уже весят почти пятьдесят фунтов.

– Серьезно? Подожди, а где тот, которого ты назвал Дональдом? Тот, со светлым хохолком на голове, который издевался над всеми остальными малышами?

– Видишь вон ту коричневую?

– Ага.

– Она съела его.

– Подожди. Один малыш съел другого?

– Просто отгрызла ему ноги, пока тот ел. Но для Дональда этого было достаточно.

– Боже, Барри! Честно говоря, я в ужасе. Хотя за эти дни меня много чего ужаснуло.

– Никто не говорил, что фермерство – занятие для слабонервных, – пожимает плечами он.

Я наблюдаю, как малыши гоняются друг за другом по кругу, хотя после слов Барри трудно думать о них по-прежнему. Мать жует что-то в углу. Я указываю на нее пальцем:

– Как ее зовут?

– Свинью? Пенелопа.

– Что случилось с?.. Поршей!

– Она была вкусной. – Барри широко улыбается.

Мое настроение портится. Таков круговорот жизни и смерти. К тому же я люблю бекон, так что не мне судить.

– Но малыши все равно милые.

Мы слышим шуршание