искаженную фигуру Барбары. На лице ее было выражение, которое я за годы работы видела не раз – и знала, что оно значит.

– Извините, что прерываю. Николя, вас зовет врач.

Он сделал глубокий вдох, вытер руки салфеткой и встал. Проходя мимо меня, он тронул меня за плечо. Я ответила ему горестной улыбкой – из тех, что касаются лишь губ, не отражаясь в глазах. Когда Николя скрылся за углом коридора, Барбара сказала мне, что Смарт, вероятно, не переживет эту ночь.

Я осталась одна за столиком, размышляя, сколько иронии было в том, чтобы вдруг оказаться для Смарта знаком надежды, когда совсем недавно Лия ругалась на меня за то, что я есть. Я не спеша встала, собрала тарелки, отнесла их на кухню и направилась в коридор «Ласточек». У комнаты Смарта я поколебалась, подумав, что мое присутствие может быть уже неуместно. Но в этот миг навстречу мне вышел Николя.

– Сценарий у тебя?

Я поспешно сорвала со спины рюкзак и открыла.

– Вот он.

– Ты его наконец прочитала?

– Нет, мне было некогда. Ну, то есть время, конечно, было, просто я…

– Ладно, забей – пошли, – перебил меня Николя.

Я вошла внутрь – и остолбенела. Все фонарики, украшавшие до того коридор, были собраны теперь в комнате. Смарт лежал на спине, закрыв глаза, дыша тяжело и хрипло. Николя быстро пролистал рукопись и сказал:

– Помнишь, как он объяснял нам правила игры в «Волю Персеид»? Я еще спросил, что же рассказал главный герой, Лео, когда упала его звезда, – тогда он отвечать не захотел. Так вот, он сказал мне, чтобы я, когда увижу, что он уже умирает, прочитал вслух вот этот отрывок… И чтобы ты тоже при этом присутствовала.

Я медленно опустилась в кресло-качалку и посмотрела на Смарта, который, казалось, был уже без сознания. Когда Николя начал читать, я от волнения вздрогнула.

В свете костра Лео встает на кресло адирондак. Все смотрят на него, ожидая рассказа. Крупным планом – его листок, который он держит дрожащими руками. Он откашливается. По лицу видно, что он волнуется.

ЛЕО

Как вы знаете, я несколько лет назад потерял дочь. Я не был ей достойным отцом. В ее детстве я постоянно говорил ей, что люблю ее. Но когда она подросла, я, как часто бывает, перестал это делать: мне казалось, что я и так до краев наполнил ее сердце любовью и больше добавлять не к чему. Я был неправ. Черт, как же я был неправ. И вот ее не стало – и с тех самых пор, я, как последний дурак, все прошу ее подать мне какой-нибудь знак. Просто чтобы узнать, что она меня простила. Я знаю, что среди вас тоже есть родители. Сколько бы ни было вашим детям – ни в коем случае не прекращайте говорить им, как вы их любите. Даже если устанут и начнут отмахиваться – неважно! Потому что тогда, если что-нибудь случится, вы не будете мучиться угрызениями совести, как я.

Слышен треск огня. Лео вытирает слезы. Сидящая рядом девушка тоже встает на кресло.

ДЕВУШКА

Думаю, мы можем тебе помочь – вдруг она нас услышит.

Шум стукающихся друг о друга пивных бутылок. Все десять человек встают на кресла и обращают взгляд к небу, приложив рупором ладони ко рту. Мужской голос считает: три, два, один…

ВСЕ (КРИЧАТ ХОРОМ)

Я тебя люблю!

Николя поднял на меня взгляд и помахал стопкой страниц.

– И это все. Закончить он не успел…

Я огорчилась. Мне хотелось услышать, что было дальше, узнать секреты других персонажей. Николя тихо подошел к кровати.

– За сценарий не беспокойся, я буду с Фабьеной на связи. Если она возьмется, мы допишем его так, как тебе понравилось бы.

Я изумленно уставилась на него, не веря своим ушам.

– Я художница…

Из груди Смарта вырвался предсмертный хрип, он судорожно пытался вдохнуть. Николя склонился и погладил его по щеке со словами:

– Спасибо, что дарил мне любовь все эти десять лет…

Я невольно прижала руку к груди и открыла рот – тут же пожалев, что не сумела скрыть своего удивления. И как-то сразу ощутила себя третьей лишней. Пришел мой черед прощаться со Смартом. Я встала и подошла к нему.

– Ты самый загадочный человек из всех, кого я знала, и я говорю это с уважением… Жаль, что мы не встретились раньше. Мы могли бы о многом еще поговорить – а то и поспорить, правда?

Я помолчала, пытаясь понять, слышит ли он меня.

– Я тронута тем, что ты считаешь меня знаком, которого ждал от дочери. Не знаю, веришь ли ты в это, но я надеюсь, что скоро ты снова увидишь ее и сможешь ей сказать, как ты на самом деле ее любишь…

Мой голос задрожал. Я закусила щеку, чтобы хоть как-то отвлечь мозг и остановить уже подступившие к глазам слезы, но все равно заплакала. И уже через силу прошептала:

– Передавай от меня привет черту, ладно?

Я взяла со стола планшет, поискала немного, включила погромче звук и положила обратно. Николя наблюдал за мной улыбаясь – щеки его тоже блестели от слез. Я вышла в коридор – и еще какое-то время слышала, как Жорж Мустаки поет «Les Eaux de mars».

Это жизнь, это свет, осколок стекла,

Это смерть, это сон, приоткрытый капкан…

Это был я

Зима в Сент-Огюсте выдалась в этом году долгой и суровой. Я была на похоронах тети, потом на похоронах Смарта. Шарль сломал руку и несколько недель не мог работать. Хотя он всячески это отрицал, я видела, как тяжело ему было маяться без дела.

Чтобы скрасить затянувшуюся рутину каким-нибудь радостным ожиданием, мы условились, дождавшись лета, устроить в доме большой праздник в честь четвертой годовщины нашей совместной жизни здесь. Уже в мае я разослала приглашения, которые приготовила еще за пару недель до того. Все приглашенные выразили искреннее желание прийти, даже Анна обещала прилететь из Калифорнии.

* * *

Пришел июнь, он был сухой и жаркий. В день праздника, делая мой традиционный утренний снимок, я подумала о Смарте. С тех пор как Шарль забрал Мустаки из приюта, они с Ван Гогом стали лучшими друзьями. Мне нравилось видеть волю судьбы в том, что никто не успел взять его до нас, – и потому я даже лишний раз не задумывалась, как такой молодой и послушный пес за два месяца никому больше не приглянулся.

Анна приехала в три часа дня – к моему удивлению, одна, без семьи. После долгих объятий, во время которых она закричала, что я сейчас сломаю ей ребра, Анна взяла меня за руки и внимательно посмотрела.

– А ты стала какой-то другой. То есть я, конечно, тебя узнаю́, но что-то в тебе поменялось…

– Может, это оттого, что ты несколько лет видела меня только на экране? Вживую я страшнее, да?

Анна закатила глаза: опять я отшучиваюсь, как только речь заходит о серьезных вещах. Я повела ее за собой показывать дуплекс, пока Шарль принимал остальных гостей. Когда все были в сборе, он вышел во двор и поднял тост за наш прекрасный дом.

Я, как обычно, держалась отдельно от общей компании, не говоря ни с кем и наблюдая за вечеринкой со стороны, между тем как она шла уже полным ходом. Анна рассказывала о своих калифорнийских впечатлениях Лие, которую я тоже решила пригласить, несмотря на то что с того тяжелого разговора в ее кабинете мы перестали общаться. Раньше я постаралась бы разобраться, задавалась бы вопросами, добивалась нового разговора – но в последнее время я такие порывы старалась просто отпускать, и от этого мне стало гораздо легче.

Мой сосед Фернан разговаривал с Жосленом, братья Шарля обсуждали между собой, что нужно успеть до осени поменять нам кровлю. Моя коллега по студии Каролин сидела, уткнувшись в телефон,