– Ох уж эти мальчишки. Они братья, что бы кто ни говорил. Если во что-то ввязываются, то всегда вместе. Ты единственный ребенок, детка?

Я ответила мисс Банни с расстановкой:

– Как я могу быть единственным ребенком?

Лицо ее переменилось, и она коснулась пустоты, где раньше была нога.

– Я не хотела тебя обидеть. О боже. Да, тяжко. Ты видела Шорисс?

Я пожала плечами.

– Мы не знакомы.

– Она хорошая девочка, – сказала мисс Банни. – Я очень ею горжусь. Это ее убьет. И маму тоже. Лаверн родом из этого городка. Ей тяжело пришлось в юности, и она оправится. Но Шорисс родилась и выросла в Атланте. Она никогда не переживала настоящего горя. Это разобьет ей сердце.

– Не я в этом виновата, – сказала я.

Мисс Банни снова похлопала по пустому месту на постели.

– Садись.

Я села, куда она показала, и пластиковое покрытие матраса заскрипело. Я не смотрела бабушке в глаза, уперлась взглядом в прозрачные занавески в дверном проеме. Она положила ладонь мне на спину.

– Ты напоминаешь мне Лаверн. Когда я ее впервые увидела, она была примерно в твоем возрасте, злилась на весь мир, и у нее на то были веские причины. У нее были претензии к матери. У тебя к Джеймсу, и ты имеешь на это полное право. Я ничего не пытаюсь у тебя отобрать. У тебя есть прочная броня. А вот у Шорисс такой нет.

– Мне ее не жаль.

Мисс Банни вздохнула:

– Дана, я жалею, что Джеймс не рассказал о тебе раньше и не привез сегодня твою маму.

– Она всегда хотела с вами познакомиться, – призналась я.

Мисс Банни откинулась на больничную кровать.

– Я не вижу хорошего выхода из этой ситуации.

Мы какое-то время посидели вместе, ничего друг другу не говоря. Я старалась глубоко дышать, хотя в комнате пахло камфорой и слегка отдавало мочой. Возле кровати стоял букет красных роз, но они вообще были без запаха.

– Возьми у меня что-нибудь, – предложила мисс Банни. – Возьми из этой комнаты что захочешь.

Я обошла маленькую спальню. Выбор оказался невелик. На комоде, где должны стоять флаконы с духами и статуэтки, расположились янтарные пузырьки с лекарствами, стопка резиновых перчаток и коробка со шприцами. Единственным предметом декора была фарфоровая подставка для украшений в виде двух пальцев, и на ней покоилось обручальное кольцо (по виду мужское). На ночном столике стояла шкатулка для драгоценностей. Когда я ее открыла, зазвенела музыка. Внутри была только брошь в форме звезды, украшенная гранеными аквамаринами.

– Это? – спросила я.

– Почему ты выбрала ее?

Я пожала плечами.

– Просто она мне понравилась. Красивая.

Я не знала историю семьи, чтобы понимать, какие вещи несут ценность, а какие нет. Я выбрала эту брошь, как вещицу в магазине.

– Ну и хорошо, – согласилась мисс Банни. – Я попросила Роли, чтобы меня положили с ней в гроб.

Я тут же выпустила брошь из пальцев, и она упала обратно в музыкальную шкатулку. Мисс Банни произнесла слово «гроб» на выдохе, словно пришлось его из себя выталкивать. Я резко обернулась, но бабушка лежала лицом к стене.

– Я могу выбрать что-то другое. Вам ее подарил близкий человек?

– Нет. Я купила ее на свои деньги. Много лет назад, когда мне хотелось выглядеть красиво. Пара камней выпала, но все равно вещица симпатичная.

– Да, мэм.

– Я попрошу Роли, чтобы он отстегнул ее от моего платья, перед тем как крышку гроба закроют и меня зароют в землю.

– Мэм, – попросила я, – пожалуйста, не говорите так.

Бабушка взяла мою живую ладонь в свою умирающую.

– Я всегда держалась правды. Надеюсь, кто-нибудь скажет что-то в этом роде на моих поминках.

10

Дядя Роли

Летом 1978 года мама оказалась на перепутье. Я не религиозна и не суеверна, но есть что-то не от мира сего в месте, где сходятся две дороги. Говорят, в таких местах дьявол ставит лавку на случай, если захочешь обменять душу на что-то более полезное. Если веришь, что Бога можно подкупить, то это священная земля, где можно приносить Ему жертвы. А в буквальном смысле это место, где можно сменить направление, но, если ты это сделаешь, придется придерживаться нового маршрута, пока не доберешься до следующего перекрестка, – а кто знает, сколько на это потребуется времени.

Хотя мне было всего девять, тем летом я целых две недели провела вдали от дома. Крестная, Уилли-Мэй, взяла меня в Алабаму, к своим родственникам в деревню. Она считала, что я слишком городская девочка и мне надо хоть немного побегать босиком. Каждый вечер Уилли-Мэй набирала для меня воду в ванну на ножках и выглядела при этом куда более уверенной и деловитой, чем когда сидела у нас в гостиной и пила с мамой джин-тоник. В деревне она заплетала волосы в две косы и связывала кончики в пучок, а ботинки носила на босу ногу.

Я, конечно, привыкла к влажному и знойному лету, но в Опелике жара была всеобъемлющая. Август – время закруток, поэтому женщины мыли помидоры, персики, свеклу. Уилли-Мэй копила на кондиционеры, а пока мы спасались от зноя, открывая окно и обмахиваясь веерами из похоронного бюро (с библейскими сценами и молитвами на обороте). Входная дверь постоянно распахивалась и захлопывалась, пропуская бесконечную вереницу племянниц, племянников и двоюродных братьев и сестер Уилли-Мэй, которые воровали из нашего холодильника яйца, чтобы проверить, можно ли и вправду зажарить яичницу, разбив яйцо на раскаленный солнцем асфальт. Через дорогу женщина продавала фруктовый лед из порошкового напитка – десять центов за пенопластовый стаканчик. Но мама сказала не покупать еду у незнакомых людей. Большую часть времени я проводила на кухне под крылом Уилли-Мэй, которая то и дело о меня спотыкалась. Воздух был густой от сахарного запаха варящихся фруктов. Лизнув предплечье, я чувствовала соленый вкус пота.

Ночью я спала на раскладном диване с Уилли-Мэй, которая все свое тело обсыпала смесью талька и кукурузного крахмала. Я скучала по своей комнате, шуму города и красивой маме.

– Почему она сегодня не позвонила?

Крестная расправила влажную от пота простыню, укрывая меня.

– Она не может звонить каждый день. Она тебя любит. Я тебя люблю. Роли тебя любит. Все тебя любят. А тебе нужно лишь заснуть и проявить терпение.

Я не знала, что на это ответить, поэтому молча уложила голову на слишком мягкую подушку.

– Она приедет за тобой, Дана. Можешь не сомневаться.

За те две недели в Алабаме я узнала много нового: научилась менять ребенку подгузник и развешивать выстиранное белье так, чтобы скрыть за простынями свои дамские вещицы. Научилась, как