Не помывшись, чтобы не мешать своими хождениями Варе, Алексей тихонько оделся и вышел на улицу. Благодарно погладил свою трудягу-машинку по шильдику, справедливо рассудил, что вряд ли они до двенадцати стартанут в сторону столицы, и оплатил парковку до полудня.

Дошел до раскольничьей церкви, сиречь музей Арктики и Антарктики, и повернул на Кузнечный направо. Навстречу ему от метро бежали, торопились на свои рабочие места невыспавшиеся горожане.

Напротив Кузнечного рынка он выпил чашку кофе в кафетерии. У метро «Владимирская», наискосок от собора, тетеньки торговали цветами и всякой всячиной. У разбитной бабенки купил для Вари букет из девяти огромных белых шаров-хризантем.

– Вы, наверное, на свадьбу берете? – полюбопытствовала торговка.

– Нет, почему вы решили?

– Тогда на сватовство, – заключила продавщица.

«В самом деле! – подумалось ему. – Почему не предложить Варе руку и сердце? Так сказать, оформить наши отношения официально?»

Как часто бывает у мужчин (и, наверное, у женщин тоже), мысль о том, что его любимая принадлежала или могла принадлежать другому, заставляла его думать, что ее следует привязать к себе как можно крепче.

Он развернулся и пошел по Кузнечному в сторону гостиницы – и вдруг! Что за притча?! Навстречу ему шествовал – деловитый, в плаще и шляпе – не кто иной, как бывший кононовский начальник Петренко собственной персоной!

– Сергей Александрович! – подивился Данилов. – Вы ли это? Что здесь делаете?

С Петренко он, разумеется, был знаком давно и коротко, но, как водится, называл старшего товарища на «вы» и по имени-отчеству. Тот именовал его на «ты» и «Алеша».

– Как – что я здесь делаю? – весело отвечал полковник. – Ты забыл, Алеша, что Питер мой родный город? Да не просто родной, а любимый! У меня и квартира туточки имеется. Как раз недавно, с мыслями об отставке, мы с моей Оленькой ее в порядок привели. Так что милости просим в гости! Лиговка, дом тридцать пять.

– Вы серьезно?

– А ты здесь с Варей?

– Куда ж я без Вари! Конечно, с нею!

Они остановились друг напротив друга на узком тротуаре Кузнечного. Народ, двигающийся от метро в сторону Марата, обтекал их.

Тут Петренко приблизил лицо к даниловскому и вполголоса проговорил странное. Если бы Алексей не знал его как совершенно центрального персонажа, служаку, десятикратно проверенного всеми врачами, в том числе и психиатрическими, он бы, наверное, счел, что тот повредился умом и демонстрирует приступ болезненной паранойи.

– Алеша, ты ведь наверняка умеешь это делать. Постарайся, чтобы зловредные силы, вражеские экстрасенсы всякие не смогли засечь нас, нашу встречу и переговоры. Устрой, чтобы мы были под твоей защитой, как в непрозрачном стакане, и никто бы не понял и не догадался, что мы с тобой и с Варей о чем-то снюхиваемся, сговариваемся. Сможешь ведь?

– П-постараюсь, – ошеломленно протянул молодой человек.

– Вот и начинай, прямо сейчас. Прикрой нас своим волшебным полем. И приходите в гости с Варюшей вместе. Лиговка, тридцать пять, квартира номер шестьдесят пять. К одиннадцати доберетесь?

– Пойду Варю будить.

Девушка так и не проснулась, когда он снова оказался в номере, и Алексей нежно поцеловал ее за ушком.

Вручил цветы и подумал, что просьбу Петренко надо выполнять прямо сейчас. Он мысленно соорудил над ними обоими купол, непроницаемый для посторонних эманаций, и сказал, что видел на Кузнечном Петренко: «Зовет нас с тобой в гости! Представляешь, что за случайная встреча!»

– У Петренко ничего случайно не происходит, – посерьезнела Кононова. – Раз зовет, конечно, идем. Из гостиницы пока выписываться не будем. Послушаем сначала, что он скажет.

* * *

Когда они позвонили в дверь, полковник, открыв, прежде всего поднес палец к губам. Потом громко произнес:

– Здравствуйте, Зинаида Семеновна! – А потом показал им руками: телефоны отключить, батарейки из них вынуть!

Данилову хоть и показалась чрезмерной эта неожиданная шпиономания, он даже чуть улыбнулся по этому поводу, но, глядя, как его спутница покорно выключает мобильник и достает из него батарею, последовал ее примеру.

– Ты создал свою «мозговую глушилку»? – шепнул молодому человеку полковник. Тот кивнул.

Старую барскую – а потом советскую коммунальную – квартиру семья Петренко обустроила на минималках. Да и откуда у бессребреника-полковника, служащего в КОМКОНе, особенные средства: взяток он не брал, никого не крышевал, не рэкетировал. Поэтому простенькие обои, скромные двери, краска-побелка.

Квартира помещалась в бельэтаже, на высоком первом этаже доходного дома окнами во двор. Солнце, видимо, никогда не заглядывало в этот жилой колодец. Но высоченные потолки, старый отреставрированный паркет и эркеры все равно производили впечатление.

По анфиладе комнат Петренко проводил их в гостиную. Там с холостяцкой старательностью оказался сервирован чай: пирожные из «Севера» прямо в коробке, фарфоровые голубые чашки с кобальтовой сеткой и монограммой «ЛФЗ» (Ленинградский фарфоровый завод). Гостиная была обставлена старинной – наверное, фамильной – мебелью: венские стулья, сервант красного дерева, дубовый стол. Варя с любопытством осматривалась. Она никогда не бывала в питерской квартире командира – да и в Москве его дом в Жулебино посещала раз-два и обчелся.

Полковник сразу спросил – и оттого Данилову снова показалось, что у него приступ паранойи:

– С вами ничего странного в последние дни не случалось? Неожиданно опасного?

Однако Варя приняла вопрос всерьез:

– Вчера, когда ехали из Ивангорода в Питер, «десятка» шальная чуть в нас не впилилась.

Петренко кивнул.

– Боюсь, это неспроста. Нам всем и дальше придется соблюдать особую осторожность. Силы, с которыми мы вступаем в противоборство, бесчеловечные и объяснению не поддаются. Если только Алеша своим неземным талантом сможет нас защитить.

Данилов глянул на свою спутницу, ожидая, что она, возможно, разулыбается-рассмеется, но Варвара глядела как никогда серьезно. А полковник продолжал:

– Дело, в которое я хочу втянуть вас, мои дорогие юные друзья, довольно скверное. Можно и головы не сносить. Поэтому, если откажетесь, сразу али после зрелого размышления, пенять вам и сетовать не буду. Варя теперь в отставке, и я ни ее, ни тебя, Алеша, ни к чему более принудить не могу. Но, с другой стороны, никаких других кандидатов на выполнение этой миссии на примете не имеется. Так что если не вы – то и никто. Придется отойти в сторонку и тихо жевать свою ежедневную жвачку, пока все вместе не сгинем. Но кто знает? Может, при полном нейтралитете к силам зла и невмешательстве в его поганые дела мы лет пять или десяток, а то и двадцать протянем.

Варя не узнавала полковника – всегда победительный, уверенный в себе и своих действиях, теперь он звучал просительно, если не робко. «И седины у него сколь прибавилось! – против воли подумала она. – Сутулиться начал, а это ему, при совсем не богатырском росте, вовсе не идет».

– Рассказывайте, Сергей Александрович, – мягко улыбнулся Алексей. – Давайте мы сначала все обсудим, а потом совместно решим, как поступим!

– Хочу с вами поговорить, – продолжал Петренко, – о том самом типе: Козлове Иване Степановиче, с коим вы оба встречались нос к носу в Москве двадцать лет назад. Почему-то мне кажется, что вы о нем нечто новенькое узнали.

Варя кивнула и простыми и ясными словами, точно формулируя, поведала своему бывшему командиру, что ей рассказала в Таллине Огнёва: Козлов был одним из испытуемых в отцовском институте, в котором его в результате эксперимента лишили ряда человеческих качеств – совести и сострадания. Взамен у него неожиданно проявились способности к колдовству и ясновидению. И, возможно, именно он был тем самым человеком, который погубил родителей Варвары:

– Перед той поездкой, когда папа разбился, он вызывал к себе в кабинет Козлова и второго испытуемого, что оказался без чести и совести, – Ставроева Викентия Феликсовича. О чем они тогда разговаривали, неизвестно. Но факт остается фактом: через полчаса после того совместного чаепития отец на дороге потерял управление, и они с моей мамой насмерть разбились.

Петренко кивнул с таким видом, словно знал или по меньшей мере предполагал, что так оно было.

– Это двойное убийство вписывается в биографию господина Козлова. Или не противоречит ей. Итак, он в конце восьмидесятых согласился участвовать в секретном эксперименте. А потом, в девяносто третьем, наряду со Ставроевым, стал одним из тех, кто убил своего создателя. Твоего отца, Варвара! Мотив убийства понятен: вскорости после него все трое – Ставроев, Козлов и, главное, их руководитель Петр