— Что, мужики, отдохнули?! — Высокий казак в белой папахе стеганул плеткой по голенищу высокого сапога. — Давайте собирайтесь, пора и честь знать. Батьки заждались.

Семенов сел на койке, вдел ноги в кеды (сапоги на распухшие ноги пока не налезали, да и порезали их, когда с отмороженных ног сдирали), накинул куртку.

— Марусь, не найдешь ли портков, а то срамно на улицу выходить.

Сестричка Маруся сердито глянула, но украдкой сунула Семенову сверток. Заправочный комбинезон, очень даже к месту, рубашка ведь тоже куда-то запропастилась.

Кое-как одевшись, Семенов с дюжиной обитателей их палаты вышел на улицу. На улице их ждал конвой, крепкие молодые ребята с «калашами» и «беркутами». Голова Семенова закружилась, он покачнулся и едва не упал на крепыша с повязкой, попавшего к нему в пару.

— Чего уж там, хватайся за шею, — сказал крепыш. — Дойдем как-нибудь.

Около большого дома с вывеской «Казачий круг» Семенов с удивлением увидел десятка два довольно крутых джипов, в основном — японских, пару русских супер-УАЗов и даже один «хаммер». А уж снегоходов и аэросаней он сосчитать не смог.

Их ввели в клуб и указали на сцену.

— Вот уж не думал, что меня сразу пригласят в президиум, — пробормотал Семенов. Тащивший его крепыш неожиданно громко рассмеялся.

В принципе все это напоминало весьма посредственную постановку «Хижины дяди Тома» в исполнении любительской труппы. В центр сцены выходил человек, секретарь в очках зачитывал:

— Степан Бехтин, 35 лет, украинец, образование обычное, по профессии техник рыболовецкого траулера. Выловлен у прииска «Удачный» атаманом Лукьяновым с артелью, просил у дельных людей еды и крова. Работы не просил. Обвиняется в тунеядстве и паразитизме. Что скажешь, Степан?

Степан мялся, потом что-то начал мямлить.

— Громче! Громче! — крикнули из зала.

— Я во Владике на сейнере за крабом ходил, — наконец разродился Степан. — Потом китаезы все скупили, свои команды набрали, с голодухи пух. Ребята пригласили в Якутию золотишко мыть, поехал, а тут мятеж. От артели отбился, вот и пришлось…

— Сколько без работы слонялся? Тока не ври, смотри, кнута получишь.

— Года два-три, не помню…

— Что скажете, старики? — спросил секретарь.

Старики сидели по правую сторону от сцены за крытым кумачовой скатертью столом. Они совещались с минуту, потом кричали: «Виновен!»

Все собрание тут же подхватывало: «Любо! любо!»

— Приговаривается к пяти годам общественно полезного труда. Кто готов взять этого работника, техника 35 лет, среднего телосложения, выпивающего в меру, зубы хорошие? Артель Лукьянова хочет получить вознаграждение за поимку в размере 10 рублей золотом в год.

— Пятнадцать! — тут же прозвучало из угла зала.

— Даю двадцать! — крикнул мужик в тельняшке.

— Двадцать пять! — дали в углу.

— Тридцать! — заорала тельняшка. — Мне техник во как нужен! У меня баржа моторная год стоит! Слышь, Лукьян, если он мотор починит, я и тридцать пять дам, век воли не видать!

— Не превращайте судебное действо в балаган, — грозно прикрикнул секретарь. — Тридцать пять, кто даст больше? Степан Бехтин поступает к казаку Морячку на исправительные работы сроком на пять лет с трехразовым кормлением и одним выходным днем в неделю. Атаман Лукьянов с артелью получают от казака Морячка 35 рублей золотом в год в виде вознаграждения за вычетом пяти рублей в казачью казну!

— Любо! любо! — заорало собрание.

На сцену вывели двух узкоглазых ребят, очень похожих.

— Китайцы Лин Чу и Ван Чу. Говорят, что братья. Можа, и не врут. Скока лет, сами не знают, зубы так себе. Еще говорят, что выращивали овощи в Амурской области и немного торговали. Руки в мозолях, когда их выловила артель старшины Мичурина, пытались украсть поросенка с фермы. Говорят, что жрать хотели.

— Что скажете, ребята, а впрочем, чего вы на хрен сказать можете? Что скажут старики?

— Воровство — зело сурьезный проступок. Десять лет, не меньше.

— Любо! — взревел зал.

— Пара китайцев, трудящие, непьющие, Мичурин хочет за них пятьдесят рублей золотом.

За китайцев разгорелась борьба, видать, работники такие здесь ценились. Пара ушла за 225 рублей в год, хорошие деньги…

Зал зашевелился и загомонил, видимо, предстояло что-то интересное. На сцену вытащили мужчину в черном комбинезоне, в наручниках, в танковом шлеме. Семенов удивленно протер глаза: действительно танкист.

Секретарь торжественно объявил:

— Владимир Тулин. 27 лет, федерал, танкист в звании старшего лейтенанта. Задержан разъездом атамана Груздева у станции Ургал. Оказал сопротивление, ранил двух казаков, одного — Михаила Нуриева — до смерти. У казака старая мать, молодая жена, двое детей.

Зал загудел.

— Что скажешь, федерал? — пренебрежительно спросил секретарь.

— Я бы тебе сказал, коли не наручники, гнида очкастая! — с вызовом крикнул танкист.

Зал опять загудел, на этот раз одобрительно. Секретарь снял очки и начал обиженно их протирать.

— Я не понимаю, по какому праву меня держат здесь? Я федерал, я кадровый военный 116-го полка. У нас приказ — подавить мятеж, свернуть шею этим чертовым китаезам…

В зале снова загудело, раздались отдельные выкрики «любо» и «заткните ему пасть».

— Давайте не будем говорить о политике, — взвизгнул секретарь. — Для нас вы никто, большой казачий круг сибирских казаков не признает федерального правительства и пока не признает…

— Да вы что? С катушек съехали? — удивленно сказал танкист. — Нас тут китаезы жгут, а они за нашими спинами «казачий круг»… Вас бы под прибалтийский легион да под вертушки с шестистволами. Ты бы, очкастый, хоть «Тихий Дон» почитал бы. Расея, она и есть Расея. Бьют ее, грабят, унижают, а она оправится, встряхнется и снова великая держава!

В зале опять заревели.

Секретарь понял, что теряет авторитет, и взвизгнул:

— Мы говорим не о политике, а об убийстве есаула, солдата, охранявшего закон!

— Солдата? Это я солдат! — ответил танкист. — Я в форме старлея Российской армии! Да, мой танк сгорел, но я остался солдатом, офицером! А ваши есаулы, или еще кто там, одеты как бандиты, кто в тулупе, кто в пуховике японском. У кого «калаш», у кого «М-16», говенная, кстати, на морозе винтовка.

— Любо! — взвизгнул кто-то мальчишеским голоском с галерки. — Говно, а не автомат, наш «калаш» куда лучше!

— А то налетели: «Руки вверх!», «Мордой в землю!» А я — русский офицер, я мордой в землю не привык!

— Правильно! — заорали в зале.

— Долой! — тут же заорали другие. — Не надо нам федералов!