Джон вытащил вторую газету. Она была новее, чем первая, но не такая гладкая. Вся потрепанная и мятая, будто ее пытались разгладить утюгом через марлю.

«Загадочное убийство в Лондоне повторилось в самом сердце Франции: ночью нашли тело журналистки Жаклин Бордо». Дата: 1975 год.

– И что это?

– Дело рук существа с татуировкой на шее. Теперь вы выслушаете меня, Сара?

«Бред», – подумала я и скрестила руки на груди, показывая, что выслушать Джона готова, а вот верить – нет. Я не ушла из паба только по одной причине. Мужчина сказал про метки. Я вспомнила свои галлюцинации и решила остаться. Понадеялась, что смогу с помощью экспедитора ответить на вопросы, которые звучали у меня внутри.

Джон отхлебнул очередную порцию лимонада и, прокашлявшись, начал рассказывать историю, которую я потом долго не могла выкинуть из головы. Она прицепилась ко мне, как пиявка.

– Я потратил на поиски этого джентльмена большую часть жизни, – начал рассказывать Джон, когда я, стараясь выключить разум, приготовилась слушать его исповедь. – Я встретил его апрельским утром 1964 года, когда мы с отцом развозили эту самую газету по магазинам, – мужчина показал на пожелтевший экземпляр «Таймс». – С раннего детства я помогал отцу. Пока мой старик сидел в машине, я по-мальчишески перетаскивал товар. Но в тот день все пошло не по сценарию. Я случайно уронил стопку со свежим выпуском, отец разозлился и сказал, что сам все сделает. Пока он перетаскивал прессу, я скучал в машине. Загадочный джентльмен появился как раз в тот момент, когда я собирался вздремнуть в ожидании отца. Незнакомец пришел с ветром и пылью.

Потом Джон рассказал, что джентльмен остановился в метре от мини-фургона «Таймс» и поднял с асфальта газету, которая несколько минут назад выпала из рук молодого Джона. На первой полосе был заголовок об убийстве Эмили Томпсон. Нижняя часть ее лица и язык были обугленными, но криминалисты отрицали версию поджога и не могли доказать применение кислоты. Так и не удалось понять, от чего умерла двадцатичетырехлетняя девушка.

– Когда джентльмен прочитал новость, он победоносно улыбнулся, будто убийство невинной души – дело его рук. Хотя сейчас я уверен – так оно и было, – сказал Джон, не отрывая взгляда от своих морщинистых пальцев. – Когда вернулся отец, я все так же смотрел на джентльмена в черном. Не помню, заметил я татуировку в тот момент или раньше, но чувство тошноты, когда я увидел страшные очертания дьявольских масок, до сих пор преследует меня. Они будто ухмылялись, радуясь смерти Эмили. Одна из них даже повернулась ко мне. Понимаете, о чем я? Метки живые. А потом… потом, кажется, я моргнул – просто моргнул, Сара! – и джентльмен исчез. С ветром и пылью. Он растворился на том же месте, где стоял.

– На сколько лет выглядел джентльмен? – спросила я не ради ответа, а ради вопроса. Молчание выдало бы внутреннюю панику. Живые тату.

– Сложно сказать. Выглядел он очень молодо. При этом его стан был крепкий, походка – уверенная. Двадцатилетние так не ходят. Молодые люди обычно парят над землей. А этот ступал по ней твердо. Без грамма сомнений. Но шел грациозно. Не так, как обычные мужчины. Только спустя время я понял: незнакомец выглядел, как человек искусства. Актер. Даже его одежда – сценический костюм, не иначе. В 60-е, конечно, ходили в цилиндрах. Мода на них еще не ушла, но джентльмен использовал его именно как сценический атрибут.

Я кивнула.

– Так вот, месяц меня не покидали мысли об этом загадочном джентльмене: он снился, иногда мерещился мне посреди улицы. Вместе с ним я видел во снах и журналистку, которую убили. Она всегда кричала, что в ее гибели виновен Он. Напоминает простую игру человеческого воображения под влиянием нереального (все-таки джентльмен исчез на глазах). Но знаете, Сара, я уверен, что все приснившееся мне – правда. Журналистка приходила ко мне во снах.

Через какое-то время, как это обычно бывает, то, что не давало покоя многие недели, стало меня покидать. Я забыл о джентльмене в черном, его таинственном исчезновении и журналистке, тело которой нашли в центре Лондона. Возможно, и не вспомнил бы об этом, но через несколько лет история повторилась. Только не в Англии, а во Франции.

В Париже нашли убитую журналистку с обугленной нижней частью лица и языком. Криминалисты Франции, сделав все анализы, пришли к выводу, что девушку не поджигали, не обливали кислотой и не применяли в ее отношении другие насильственные средства. Вконец запутавшись, они начали искать похожие случаи в других городах и даже странах.

Они выяснили, что в 1964 году в Англии был идентичный случай. И тоже с журналисткой. Кусочки картины начали складываться – стало ясно, что убийца один и тот же человек, который по каким-то причинам не любит прессу и в особенности – женщин-корреспондентов. Но что это давало? Ничего. Полиция не располагала ни отпечатками пальцев, ни уликами, ни свидетелями. Пустота. Британская пресса сразу написала об этом. Мол, сенсация: во Франции похожий случай, как был у нас в начале 60-х! Когда в мои руки попала газета, в которой опубликовали эту новость, я сразу вспомнил джентльмена в черном пальто и отвратительные метки на его шее. Мне стало не по себе – к горлу снова подступила тошнота. Понимая, что дело в нем, я записал в тетрадь две даты, думая, что это поможет понять мотивы двух убийств. 1964, 1975. Через пару лет к ним прибавилась еще одна – 1986, и еще – 1997, и еще – 2008. Сейчас в моей тетради пять дат и пять однотипных убийств. Англия, Франция, Германия, Россия, Япония. Если посмотреть, даты цикличны. И цикл их – 11 лет. Следующий год, когда должна умереть журналистка, – 2019. То есть…

– В этом году, – закончила я за Джона, понимая, что его болтовня не просто бред сумасшедшего.

Я боялась себе в этом признаться, но начала видеть логику во всем, о чем рассказывал старик. Единственное, чему я не верила, – его теории о духе, существе, которое разделывалось с журналистками. Абсурд! Легче было поверить в искусного серийного убийцу, который так ловок, что не оставляет после себя следов, чем в паранормальное существо. Даже двигающиеся татуировки не способствовали моей вере в мистику. Я продолжала считать их ухмылки игрой воображения. А что, если джентльмен гипнотизер? А его татуировки – средство подчинять себе людей? Все может быть. Тогда и случай Джона поддавался логическому объяснению.

– Ладно, мистер Райли, хорошо, – вздохнула я. От запахов паба, в котором мы сидели, у меня закружилась голова. Рабочие уже ушли, но запах их пота пропитал заведение. У барной стойки вовсю громыхал старый телевизор. Наш разговор с Джоном не подслушивали. Что было важно – я не хотела бы, чтобы кого-то из нас забрали в психбольницу. – Но при чем тут театр «GRIM»? То, что у его актеров такие же татуировки, как и у вашего загадочного джентльмена, ни о чем не говорит.

– Во-первых, татуировки актеров сильно отличаются от татуировок фанатов. Вы разве не замечали? Некоторые девочки по глупости набивают себе эти метки. Я уверен, они просят мастеров сделать тату под копирку. Но даже первоклассные специалисты не могут повторить оригинал. И ведь все идентично, но… в фанатских картинках нет зла. Вот в чем дело. А во-вторых, Сара, если вы позволите, я начну рассказывать, как связаны тату, джентльмен и актеры по порядку, чтобы не сбиться. Я скажу, при чем тут труппа театра, но позже. Потерпите.