— О…да?.. — нахожу я нужным спросить.

— Да.

Поразительное легкомыслие, но мне, если честно, пофиг. Стать матерью в двадцать четыре? Это не рановато? А Паше тридцать два. Я не думала о детях вообще, поэтому у меня пока никаких соображений.

Посчитав тему исчерпанной, Паша вновь погружается в молчание. Мои веки против воли тяжелеют. Это был супер длинный день. Но, теперь всё хорошо.

— Почему…ты пришёл? — тихонько спрашиваю я, нежась в тепле и безопасности.

Его пальцы глядят мои позвонки. Я даже повеселиться не могу, так мне хорошо.

— Хотел тебя пожалеть… — тихо и отстранённо говорит он. — И еды принёс.

Улыбаюсь, сникая на глазах. Я сейчас отрублюсь. Нужно…завести будильник. У меня же нет телефона…

— КАтёнок… — спрашивает Благов, прижавшись губами к моему лбу.

— Ммм?

— Ты знаешь, кто мои родители?

Не припоминаю.

— Президенты?.. — мурчу, засыпая.

Паша подозрительно молчит.

Болтаю ногой, ощущая на коже ласковое касание обеденного солнышка. Листаю мышкой график учебного процесса, чтобы сделать вид, будто над чем-то работаю.

На самом деле я думаю о Благове. О чём же ещё мне думать?

Он приедет за мной в два. Сейчас почти половина первого.

Вздыхаю, подперев рукой подбородок.

Он уже выехал? Такие пробки…

Солнце заливает помещение кафедры, струясь через большие окна старого здания. Ему почти восемьдесят лет. Оно, как и многие другие постройки тридцатых годов, наследник итальянского Возрождения с поправкой на «советскость». В общем, здесь царят огромные окна (из-за которых зимой жуткая холодрыга), коридоры и арки. Поскольку я люблю старые здания и мне интересно всё на свете, я изучала его историю, но там совсем ничего примечательного, кроме того, что в девяносто третьем году его передали на баланс моей альма-матер.

Поглядываю на часы, считая минуты, и восстанавливаю в голове свой цикл. Я отмечала дни в телефоне, но теперь эта информация ушла в чужие руки. Смотрю на потолок и прикидываю.

Это чудовищно, но я совсем не волнуюсь. Есть только один мужчина во вселенной, от которого я хотела бы родить ребёнка. Возможно, не прямо сейчас. Дети для меня что-то далёкое и абстрактное. Маленькие кричащие карапузы. С карими глазами и упрямыми пухлыми подбородками.

Кусаю губу, улыбаясь.

Слышу тактичное покашливание и мгновенно встряхиваюсь. Принимаю серьёзный вид и натыкаюсь на изучающий взгляд заведующего кафедрой. Непроизвольно тяну руку к персиковому шарфику, повязанному вокруг моей шеи. Ругаю себя, потому что этот жест ужасно кричащий о том, что я под ним что-то прячу.

Чувствую, что начинаю краснеть.

Вот чёрт.

Я под ним прячу два засоса. Благову нужно прекратить это делать.

Опять улыбаюсь, скрывая лицо за чайной кружкой.

— Катерина, как твоя методичка? — спрашивает Михаил Семёнович, надевая очки в толстой роговой оправе, чтобы лучше видеть, как я буду смущаться и изворачиваться.

Нас в просторном кабинете сейчас шестеро. А вообще пятнадцать.

Откашливаюсь и беспечно отвечаю:

— Уже отдала на вёрстку!

Это абсолютная ложь, но я вру иногда через силу.

Уголок обрисованных морщинками губ моего начальника ползёт вверх.

Ой-ёй.

Это значит, меня раскусили.

Прячу глаза, хмуря брови. Будто увидела в мониторе что-то чрезвычайно важное, но я не могу сдержать улыбки.

Мы оба знаем, что я закончу её в срок.

Я такая исполнительная.

Михаилу Семёновичу шестьдесят восемь. Это щуплый седой очень подвижный мужчина, обожающий свои старые костюмы, которые были пошиты, судя по всему, ещё в семидесятых. Мне кажется, он, эти костюмы и это здание находятся в единой плоскости времени и пространства.

Он профессор с целой вереницей лавров и гордость нашего ВУЗа. Он был моим дипломным руководителем, и он сам выбрал меня. Я считаю это честью. Я так ему и сказала.

Думаю, мой выбор дальнейшего пути был во много предопределён его влиянием. Он подталкивал меня к аспирантуре еще в магистратуре. Это ужасно, но я иногда сажусь ему на шею. Он не чает во мне души, а я на полном серьёзе считаю его самым умным человеком на свете.

— Подойди-ка… — просит Михаил Семёнович, открывая ящик своего стола.

Встаю незамедлительно и оправляю юбку своего нежно-бежевого шифонового платья. У него короткие рукава-фонарики, двубортный воротничок и ряд больших обтянутых тканью пуговиц по центру. Я его обожаю и причисляю к категории «деловой» одежды в своём гардеробе. Оно очень лёгкое и струящееся. Если мимо проедет машина на сверхзвуковой скорости, все узнаю, какого цвета мои трусы.

Благов улыбнулся сегодня утром, когда я его надела, но мы проспали, и я была в агонии, боясь опоздать, поэтому не спросила, что такого смешного он увидел.

По рукам бегут мурашки, когда я вспоминаю, как проснулась сегодня на нем. Он позволил мне совершенно безнаказанно вскарабкаться на себя во сне, поэтому мы спали как две восхитительные кильки в банке. Очень-очень тесно. Кожа к коже.

Он не спал, а о чем-то размышлял, поглаживая пальцами моё бедро. Голый и расслабленный. Его татуировка похожа на кольчугу, мне безумно нравится, как она смотрится на его теле. Таком тёплом и красивом с огромным утренним стояком, о котором я с радостью позаботилась.

Ммм…

Я была очень сонная, а Паша был до невозможности нежен. Это было очень медленно, и он опять в меня кончил. Я не понимаю, что мы такое творим, но я доверяю ему во всем. Даже его простое присутствие в моей крошечной комнате (от чего она стала еще крошечнее) дало мне щемящее чувство защищенности. С ним я хоть нараспашку могу дверь оставить и выкрикивать прохожим оскорбления из его объятий. Он всех чудовищ победит, мой прекрасный принц.

Вообще, сегодня утром я чувствовала себя так, будто за старой парадной дверью института меня ожидают НКВДшники с обнажёнными паяльниками. Мне кажется, все здесь в курсе моих вчерашних…злоключений и все здесь считают меня идиоткой.

Отличный день, чтобы девушке начать всё сначала. Я имею в виду свою профессиональную репутацию.

— Я слышал, ты вчера с честью сражалась… — замечает Михаил Семёнович, чем вызывает во мне острый приступ стыда.

Оглядываюсь, надеясь, что нас никто не слышит. Разумеется, нас слышат все.

Краснею и разглаживаю ладонями юбку.

— Ну… — неуверенно мямлю я, вспоминая, как неслась с воплями по газону. Счастье, что я не попала в ТикТок или на Ютуб. — Не то чтобы с честью…