Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я была так счастлива его видеть.
Такого близкого моему глупому сердечку, пережившему фантасмагоричные ужасы в летнем парке.
Он явился нереально классный в белой свободной льняной рубашке, светлых штанах и мокасинах. С этой его загорелой кожей и татухой. Осмотрел меня всю и прижал к себе на глазах у изумлённой публики. Я чуть не растаяла как льдинка на солнце, спрятав лицо на его плече. Вдыхала его свежий запах и жмурилась от удовольствия, пока он целовал мой лоб и гладил меня по голове. Забыла на минуту обо всём. О том, что он обидел меня, о том, что он уезжает. Просто чувствовала его тело каждой частичкой своего. Тёплое и надёжное.
Я как раз давала показания патрульным полицейским.
Услышав мои показания…
Захожусь в новом приступе слёз.
Он распсиховался. Тряхнул меня, назвал ДУРОЙ и с размаху влупил мне по заднице.
Жмурюсь, делая шумный вдох.
Прямо на глазах у моих студентов, полицейских, Благова-младшего, Светы и целой толпы зевак.
Ни один из этих персонажей не вступился за меня.
Наоборот!
Все-все отвели глаза, даже Полиция!
Они все смотрели так, будто он выразил общую мысль этим варварским, хамским и отвратительным поступком, за который я его НИКОГДА НЕ ПРОЩУ.
Ещё горше мне от того, что все они, без сомнения, тоже посчитают меня дурой. А когда Благов спросил, нужна ли я ещё, полицейский ответил: «Нет, забирайте.».
Краем глаза вижу Благова-младшего. Он в очередных потёртых джинсах и баскетбольной майке без рукавов. Несёт, как официант, четыре эко контейнера с едой, из чего я заключаю — всё это заказано за баснословные деньги, потому что в противном случае контейнеры были бы пластиковые.
Наверное, очень вкусно…
Закрываю глаз, игнорируя всё окружающее.
Слышу возню. Видимо, он усаживается на пол перед диваном. Ведь в этой квартире мебели кот наплакал.
— Блин, а классный у них сливочный соус… — продолжает он делиться информацией, что-то жуя (полагаю те самые креветки). — КАтёнок, тебе что положить? Утку или Палтуса?
Хватит с меня.
Поднимаю слегка кружащуюся голову и сажусь на диване. Беру свой короб и встаю.
Голова и правда кружится.
Обхожу диван, не глядя на Егора и иду в коридор. Благов-старший тут же преграждает мне путь, вылетая из кухни. Хватает меня за локоть и грубо спрашивает, развернув к себе:
— Куда ты собралась?
Поднимаю на него заплаканные глаза и хриплю:
— В…туалет.
Я просто посижу там, пока они не наедятся.
Сейчас, когда я босая, еле достаю ему до плеча. Чувствую себя маленькой, как никогда.
Он навис надо мной, как туча. По гладковыбритым скулам гуляют желваки. Карие глаза смотрят на меня с прищуром. Делают круг по моему лицу, подмечая всё. Проступившие от двухдневной голодовки скулы, круги под глазами и чёрт знает что там ещё со мной творится.
Дергаюсь, когда этот палач протягивает руку и убирает прилипшие к щеке волосы.
Так осторожно и нежно, что я хочу топнуть ногой.
Заправляет их мне за ухо и говорит спокойно:
— Сначала поешь, потом пойдёшь в туалет.
Открываю от возмущения рот. Смотрю на Свету, стоящую за его спиной. Она смотрит на меня с жалостью, сложив руки на груди.
Смотрю на Егора. Он делает вид, будто изучает клеточную структуру Палтуса.
Это предательство.
— Благов…ты животное, отпусти меня… — прошу тихо, глядя прямо в его глаза.
— Я животное?! — рычит он, хватая меня за лацканы пиджака и подтягивает к себе так, что я встаю на носочки. — А ты тогда кто?! Я могу извиниться, а ты не хочешь перед нами всеми извиниться?!
Роняю многострадальный короб вместе с челюстью и дрожащими губами спрашиваю, упёршись в его грудь руками:
— За что мне извиняться?
— ЗА ЧТО ТЕБЕ ИЗВИНЯТЬСЯ?! За то, что мы могли щас сидеть на твоих поминках, дура ты набитая! — орёт он. — Из-за сраных десяти тысяч! Чем ты думала?! Если бы у него нож был? Пырнул бы тебя и ВСЁ!
Чувствую, как его лицо плывёт перед глазами.
— Я…хотела как лучше! — кричу ему. — Это ребёнку…на операцию!..
— А ты о наш…бл*ть…своих…детях подумала?! Да неужели я не дал бы тебе эти деньги?! — кричит он, отталкивая меня от себя так, что я делаю шаг назад. — Ты понимаешь, что эти люди зверьё?! Они не соображают ничего! Они за дозу ребёнка прирежут!
Он отворачивается и хватается руками за голову. С рыком выбрасывает их вперёд, пиная кулаками воздух.
Моя грудь опять начинает ходить ходуном. Я не знаю, что сказать в свою защиту. Прижимаю ладони к груди, пытаясь успокоить сердце.
— Извините все, что не успела подумать обо всём этом за те тридцать секунд! — выкрикиваю ему в спину, обращаясь сразу ко всем пострадавшим от моего недостойного поведения. — А как мне теперь смотреть в глаза моим студентам, после того, что ТЫ сделал?!
Он резко разворачивается и, ткнув в меня пальцем, орёт:
— Ты могла вообще больше никому в глаза не смотреть, ты ЭТО ПОНИМАЕШЬ?! Вот о чём подумай лучше! — махнув руклой в сторону коридора он добавляет. — Хочешь уходить, уходи! Я тебя не держу! Я, бл*ть, видеть тебя не могу!
С этим он отворачивается и смотрит в окно, уперев руки в бока.
Скуля, кусаю тыльную сторону ладони.
— Куда я пойду…босиком?! — кричу ему в след.
Он резкими движениями подходит к дивану и плюхается на него, демонстрируя мне свой затылок. Ко мне тут же подбегает Света и обнимает за плечи, прижимая к себе.
— Я тебя отвезу, пойдём… — шепчет она, подбирая короб.
Я и не знала, что так нуждалась в чьих-то объятиях. В простом тёплом прикосновении. Закрываю глаза и киваю. Она бесцеремонно открывает обувную полку гардероба и хватает оттуда первые попавшиеся шлёпки адидас. Кладёт их на пол и помогает мне обуться. Я не возражаю, потому что мне всё равно. Я могла бы пойти и босиком, как какая-нибудь великомученица.
Пока едем, я просто смотрю в окно, не желая разговаривать. Она тормозит в старбаксе и берёт мне кофе с сосиской, которую я съедаю в течение тридцати секунд.
Дома раздеваюсь и аккуратно вешаю костюм на его вешалку. Ту, что с твёрдыми плечиками. Достаю из шкафа тёплое ватное одеяло и забираюсь на кровать, укутавшись в него с ног до головы.
Даже в этом тяжёлом коконе мне холодно.
Проваливаюсь в глубокий тяжёлый сон, несмотря на то, что время на часах шесть вечера.
Вздрагиваю, когда в мой вязкий, затуманенный мир врывается какая-то неправдоподобно-улюлюкающая мелодия. Будто какому-то ненормальному дали в руки бубен, турецкий барабан и косяк травы.