Лейса, — Брайд хмурился, пытался вспомнить о чём думал тогда — да ни о чём он тогда не думал! — Я просто среагировал, Мастер Ллир, я даже не сразу понял, что это именно она.

— А если бы поняли сразу — остановились бы? — Ллир вскинул глаза. В них читалось любопытство.

— Нет... Скорее всего, нет, — Брайд выдохнул и опустил голову.

— Интересно получается, цептор Бринэйн. Сначала вы отпускаете ребёнка, чтобы она не попала в руки солдат корпуса, потом убиваете её, словно она для вас представляла угрозу. Так бы не справились? Не сумели бы просто схватить её? Или, может, она для вас всё-таки представляла угрозу? Точнее, её возможность отвечать на вопросы. Так? Почему вы молчите?

Брайд стиснул зубы. Казалось, что любой его ответ сейчас ещё больше способен затянуть на шее петлю обвинения. Да и сказать, в общем, было нечего.

— Встать! — приказ прозвучал резко, как удар хлыста.

Несмотря на растерянность, Брайд поспешно вскочил и замер перед Мастером Вопросов.

— Ваше молчание, цептор, только убеждает меня в вашей неготовности сотрудничать. — Ллир тоже поднялся, и теперь в его глазах читалась ледяная угроза. — Цептор Дилвин, позовите конвой.

Его раздели до пояса и подвели к стене, в которой были закреплены массивные железные кольца. Ловко и умело растянули руки верёвками, пропустив верёвки через эти кольца. Так, что Брайд оказался стоящим у стены с широко раскинутыми и поднятыми вверх руками и едва касался носками сапог пола. Он сразу ощутил всю жёсткость такой позы, которая заставляла держать тело в постоянном напряжении.

— Считается, что лэты способны переносить боль гораздо более стойко, чем обычные люди, — скучным голосом произнес Мастер Вопросов. — Поэтому при допросе носителей Крови простые методы дознания не считаются эффективными, а результаты, полученные при помощи таких методов — сомнительными. Я согласен с этим утверждением. Но мы с вами, к счастью, принадлежим ордену Серпа Ревнителей, где искусство допроса отточено столетиями практики, в том числе и на таких, как мы — на лэтах. Когда-то, лчень давно, действующий Серп-Легат ввёл в обращение один полезный инструмент, в создании которого поучаствовали и маги. Тангатские пленные маги. Какова ирония, а? Но умный человек не будет отказываться от знаний, даже если это знание принадлежит врагу. Вы согласны со мной, цептор?

Брайд прикрыл глаза и плотно сжал губы. Ещё не хватало вести беседы, будучи привязанным в ожидании пытки. По спине сбежала первая струйка пота — от страха. Нет, его учили терпеть боль, и под плетью экзекуторов и под ножами крипторов, изучающих заживление ран у лэтов. И боли Брайд не боялся. Её самой. А вот того, что окажется слаб, не сможет сохранить достоинство — это было гораздо страшнее.

Когда он вновь открыл глаза, в руках Ллира был жезл. Обычный по виду жезл, какие используют для усмирения непослушных эвокатов. Заряженный, разумеется — Брайд ощущал вибрации Силы, исходящие от него. Мастер Вопросов собирается применять жезл на нём? Но насколько Брайду было известно, магия этого инструмента действовала только на тех, кто и сам нёс в себе Силу — на эвокатов. На магов.

— Как давно вы были завербованы Тангатой? — спросил Ллир ровным голосом. — В академии?

— Я не был завербован Тангатой, — Брайд вскинул голову и посмотрел в птичьи глаза дознавателя как можно спокойнее.

Первое прикосновение жезла к обнажённой коже — лёгкое, почти невесомое — словно опалило огнём. Пульсация, такая же, как после ожога, заставила его дёрнуться.

— Кто был вашим вербовщиком? Кто-то из крипторов? Назовите имя!

— Я не служу Тангате! — рявкнул Брайд и взвыл, когда жезл ударил куда-то, чуть ниже рёбер. Этот удар поднял волну короткой, но почти невыносимой боли в верхней части живота.

— Почему вы убили девочку-хуннку? Вы боялись, что она раскроет вас при допросе?

— Потому что она убила Лейса! Я отпустил её, а она привела нас в засаду! Это была моя вина! Я хотел исправить... Это был гнев, всего лишь гнев!

Брайд извивался под точечными ударами силового жезла, в глазах темнело, но где-то, краем сознания, он понимал, что должен отвечать, даже так — нелепо, бессвязно и нелогично. Если он будет молчать, то ни за что не сможет убедить Ревнителя в своей верности Амеронту. Так и сдохнет под жезлом с клеймом предателя.

— Почему оставили эвоката в коридоре на маслобойне, а не взяли его с собой? Чтобы он не видел, как вы отпускаете девочку?

— Я не знал, кто там! И думал, что если вдруг там будет засада, я нанесу вред эвокату — там слишком узкие помещения. А я в рывке могу покалечить тех, кто слишком близко ко мне находится.

— Почему вы решили, что там могла быть засада?

— Там пахло кровью... Не знаю... Думал, что там могут скрываться мятежники.

От удара в место между шеей и ключицей перехватило дыхание. Во рту появился ржавый привкус крови — должно быть он прикусил язык.

— Кто такой Ниранн Вирот?

— Не знаю..., — прохрипел Брайд, почти выворачивая руки из суставов.

— Кто такой Ниранн Вирот?! — еще раз повторил Мастер Вопросов и провернул жезл чуть ниже солнечного сплетения.

Брайд захлебнулся собственным криком, но из последних сил выдохнул:

— Не знаю...

Боль выкручивала тело, вязала его в узел из напряжённых мышц и будто-бы рвущихся жил. А Кровь уже билась в измученном разуме, просилась наружу, требовала вмешаться и прекратить пытку немедленно.

Нельзя. Нельзя позволить ей. Недопустимо.

— В глаза мне смотри! — приказ Ллира ворвался в сознание, рассеял сгущающийся туман.

Так близко были глаза Ревнителя. Совсем птичьи, и даже радужка отсвечивала жёлтым, а белки почти не были заметны...

— Ну! Выпускай! — ещё один приказ, который Брайд отчего-то сумел понять, несмотря на то, что жезл продолжал терзать его живот, вдавливаясь всё глубже в плоть.

Боль уже разрывала самое нутро, словно выворачивала кишки наружу. Брайд боялся даже кинуть взгляд вниз, чтобы не увидеть собственное вспоротое брюхо.

— Нет! — выкрикнул он, не отводя глаз, как было велено. Зашептал прокушенными губами слова Догматов Первых, — Никогда не обрушится Кровь на преданного Амеронту, не ранит добродетельного, не сожжёт верного...

— Приказываю — выпускай!

— Нет...

Боль взорвалась вспышками сотен огней. Взорвалась где-то в голове. И наступила тьма.