– Убирайтесь отсюда! – не выдержала она.

Еще несколько секунд Гордон сидел абсолютно неподвижно, затем расплел свои длинные ноги и вышел из комнаты – комнаты в его собственном доме, точнее, в доме его матери. А поскольку это был их дом, Гордон прекрасно знал, как без излишнего шума, никого не раздражая, закрыть за собой дверь, которая, вообще-то, закрывалась не слишком хорошо.

– Ты всегда знала, как отделаться от моих друзей, – пробурчал Эдвард.

А Ненна, как и любая женщина, даже не собиралась это отрицать.

– Он же просто отвратителен!

– Гордон абсолютно нормальный человек.

– Но ведь невозможно разговаривать, пока он рядом торчит!

– Его мать была ко мне очень добра.

– Нет, это просто смешно! Зачем оказываться в положении, когда ты вынужден говорить, что чья-то там мать была очень добра? Ей-богу, это очень странно! Тебе не кажется?

– Нет.

– Где ты, кстати, с этими Ходжами познакомился? Я что-то не помню, чтобы ты хоть раз о них упоминал.

– Мне же нужно было куда-то уйти, – возразил Эдвард.

Теперь у них было сколько угодно времени на разговоры, но Ненну не покидало ощущение, что времени у них почти совсем не осталось.

– Эдди, я сейчас скажу тебе то, зачем я, собственно, сюда и приехала. Почему бы тебе все-таки не переехать к нам хотя бы на неделю? Или хоть на один день?

– На эту твою баржу?! Да не мне надо к вам переехать, а тебе – от этой посудины избавиться! Я же не предъявляю тебе никаких претензий насчет денег. Ну, если тебе так уж не хочется продавать баржу, то разве ты не можешь сдать ее в аренду?

– Я не уверена, что в данный момент это возможно.

– Почему? Что еще такое с этой баржой?

– Она насквозь отсырела. Весной сдать ее будет куда легче.

– Мне кажется, я в какой-то газете видел сообщение, что одна старая калоша у вас там ко дну пошла? Я просто не знаю, безопасно ли нашим детям жить на подобном судне!

– Между прочим, некоторые из этих «старых калош» просто прекрасны! «Лорд Джим», например. Да, это старое судно, но внутри оно, честно говоря, гораздо лучше иного дома.

– И кто же обитает на этом «Лорде Джиме»? – В голосе Эдварда явственно послышалась ревность; подобными умениями истинного любовника он всегда прекрасно пользовался, а Ненна, пребывая в расстроенных чувствах, не сразу сумела распознать его уловку.

– Я не знаю… не все ли равно? Ну, Блейки. Ричард и Лора Блейк.

– И деньги у этих Блейков, конечно, имеются?

– Да, наверное.

– И они живут на старом судне, потому что это модно? Или они считают это разумным?

– Лора так не считает.

– А Ричард Блейк что из себя представляет?

– Да я толком и не знаю. По-моему, он во время войны служил на флоте. А может, в RNVR.

– Разве ты не знаешь разницы между флотом и добровольческим резервом?

– Знаю, Эдди, но не очень хорошо.

– Ну, уж он-то наверняка знает.

Все шло просто на редкость плохо. А тут еще в комнате, находившейся непосредственно под ними, кто-то заиграл на фортепьяно ноктюрн Шопена, тяжело грохоча аккордами в левой руке, да и сам инструмент никуда не годился, во всяком случае, Шопена на нем играть никак было нельзя, так что звуки божественного ноктюрна, поднимаясь наверх, воспринимались у них в комнате, точно дьявольский перезвон протестующих струн.

– Эдди, у тебя только одна эта комната?

– Да, а что в ней плохого?

Только сейчас Ненна заметила, что в углу имеется нечто вроде кухонной стойки с раковиной, а в противоположном углу устроена «спальня» с узенькой «девичьей» кроваткой, накрытой клетчатым пледом. Конечно, любовью им было бы куда удобней заниматься на борту «Грейс», а не на двух жалких ярдах этого клетчатого ложа…

– Но ведь ты вряд ли можешь ожидать, чтобы мы все сюда перебрались, не так ли?

Должно быть, это Гордон там играет, с отвращением думала Ненна. Время от времени, правда, он замолкал, но потом снова начинал жалобно стучать по клавишам, тщетно пытаясь правильно сыграть тот или иной пассаж, а затем он вдруг поставил на проигрыватель пластинку с этим ноктюрном и стал играть как бы с нею вместе, но на пару нот отставая от настоящего пианиста.

– Эдди, чего ты добиваешься? Почему ты вообще здесь живешь? Почему?

Он неохотно ответил:

– У меня работа рядом.

– Я не знаю даже, чем ты сейчас занимаешься! Что такое Strang Graphics?

Они оба по-прежнему стояли лицом к лицу и были примерно одного роста.

– Это рекламная фирма. Довольно маленькая, поэтому и находится здесь, где за помещение не так дорого берут. Впрочем, они рассчитывают в ближайшее время расширяться, и тогда, конечно, переедут. Я не собираюсь перед тобой притворяться: работа у меня, увы, чисто канцелярская.

Уехав из Панамы, Эдвард получил от тамошней строительной фирмы не слишком хорошие рекомендации. Ненна об этом знала, но была уверена, что Эдвард ни при чем, да ее тогда это особенно и не беспокоило.

– Но ты же не обязан там оставаться! Мало ли других мест! Работу где угодно можно найти!

– Я не могу.

Он отвернулся; и, увидев его лицо, на которое под каким-то странным углом падал свет, Ненна с ужасом поняла, что Эдвард прав: он никогда и ничего достигнуть не сможет. Испугалась она, правда, не за себя и не за детей, а за самого Эдварда, который, по всей видимости, отлично понимал, что его слова полностью соответствуют действительности. У Ненны тут же вылетели из головы все те разумные строгие мысли, которые она намеревалась до него донести, и она, подойдя к нему вплотную, нежно взяла его за уши и сказала:

– Заткнись, Эдди.

– Ненна… я так рад, что ты пришла!

– Правда?

– Странно, я ведь не хотел тебе этого говорить.

Она крепко-крепко к нему прижалась. Господи, как же она его любит! Она никогда, никогда не сможет его оставить… А потом они лежали на полу, и Ненна чувствовала, что одна ее щека буквально опалена жаром, исходившим от жуткого газового обогревателя, явно принадлежавшего матери Гордона. Перед обогревателем стояла миска с тепловатой водой, призванная, видимо, уменьшить сухость воздуха. Эдвард нежно погладил жену сперва по одной щеке, ярко-красной, затем по второй, очень бледной.

– Ну и жутко ты сейчас выглядишь – страшнее греха!

– Вот и прекрасно.

Сквозь звуки фортепьяно до них донесся еле слышный стук в дверь и почти сразу же раздался голос:

– Извините, миссис Джеймс, но я мать Гордона, и мне показалось, что надо бы заглянуть сюда и познакомиться с вами, ведь до сих пор я этой чести не имела.