бумажной салфеткой. — А вот от тебя спасибо никогда не дождешься.

— Не за что тебя благодарить, Витя. Какого хрена ты здесь назначил?

— Ну не могу я в твоей конуре общаться! С души воротит!

— А я не могу на виду, где тебя все узнают, а меня блатари просекают.

— Здесь рыночная суета, Костя. Не до певцов людям, они пищу приобретают. Меня ни разу никто не узнал.

— Давай-ка лучше пойдем в овощные ряды. Там одни пенсионеры.

Они шли мимо ранних овощей и фруктов.

— Сегодня я с Чубаровым завтракал, — начал Витольд и многозначительно умолк.

— Он не Чубаров, Витя, он Чабан, а если без погоняла, то Егорыч. Что ж он тебя не накормил как следует? Курочку ты хавал со страшной силой.

— Он не успел. Только за стол уселись, как к нему фиганутый дружбан в бороде подбежал. Пошептались они, и Чубаров, извинившись, вместе с бородачом смылся.

— И только-то?

— А тебе этого мало?

— Недостаточно. Хотя бородач — это уже интересно. — Лапин быстро даванул косяка на Витольда. Тот загадочно улыбался. — Улыбаешься. Есть что-то еще?

— Не еще. В дополнение. Отчетливо слышал в их шепоте два слова: название и фамилию. Ярославль и Сырцов. Тебе это что-нибудь говорит?

Лапин подошел к прилавку, взял яблоко и с удовольствием понюхал.

— Значит, Жора вышел на Колосова, — подкинул яблоко, поймал и попросил у чернявого продавца подтверждения: — Не так ли, мой азербайджанский друг?

* * *

Трое в белых портках и лихих фуражках сидели так, будто и не трогались с места. Правда, Захар Захарович исчез куда-то. На одного пожилого капитана стало меньше. Иван Александрович оседлал любимого конька:

— Криминал страшен не только тем, что отбирает чужое, злорадно уничтожая полезные начинания, не только тем, что убивает и запугивает людей. Самое страшное — он развращает, показывая и доказывая привлекательность роскошной жизни без труда и честных человеческих отношений. Не надо думать, не надо напрягаться, не надо изобретать, не надо работать — просто укради, просто напугай, просто убей, но так, чтобы не попасться, и ты в полном порядке. Мир сегодня страшен из-за криминала.

— Мир страшен! — передразнил его Саня, Александр Иванович, разглядывая вишенку в опустевшем стакане. — Мир сегодня страшен! Голубок ты мой сизокрылый, мир такой, каким он был и десять, и пятнадцать, и сто лет назад. Страшным для обывателя сделали его вы — богатеи-паникеры и принадлежащие вам телевидение и пресса. Я мысленно сравниваю сегодняшние ежедневные сводки преступлений со сводками пятидесятилетней давности по Москве. Правда, в те далекие времена сводки такого рода были под тремя крестами секретности. Так вот в той, в три-четыре раза меньшей, чем нынешняя, Москве, ежедневно совершалось приблизительно столько же убийств, сколько и сейчас. Количество гоп-стопов на порядок меньше: кому сейчас продашь поношенное пальто и старенькие часы?

— Оставим людей в блаженном неведении, и все будет хорошо. Так? — ехидно заметил Жозя.

— Не так. Американцы ничего не скрывали от своего народа о событиях 11 сентября. Но вы видели на экранах хоть одно изуродованное тело? А у нас кровоточащий кусок человеческого мяса с Котляковского кладбища демонстрировался всеми каналами с идиотической регулярностью на протяжении не то что многих дней, многих лет! Одно преступление смакуется у нас всеми каналами в натуралистических подробностях несколько раз на дню. Вы обезоруживаете людей, вгоняете их в безнадегу. Вы запугиваете сами себя и от страха сами же бессознательно плодите преступность.

— Не понял, Саня, — холодно сказал Иван Александрович. — Это каким же образом?

— Вы окружили себя, свои конторы, свои предприятия телохранителями, секьюрити, охранниками. Вам кажется, что вы в безопасности, когда вас сопровождают мордатые качки с толстыми ляжками. Но был хоть один случай, чтобы они спасли хозяина от киллерской пули? Вы создали армию бездельников, Ваня. Их сейчас, по моим подсчетам, где-то около миллиона. Рано или поздно тысячи лоботрясов лишаются этой малины. Но они привыкли каждодневно хорошо выпивать, сладко жрать и ни хрена не делать. А далее как ты сам рассказывал.

— Направо пойдешь — ни черта не найдешь, налево пойдешь — башки не сносишь…

Глухой звонок мобильного не дал Жозе закончить тираду. Иван требовательно спросил:

— У кого?

— У меня, Ваня. — Александр Иванович извлек из брючного кармана мобильник и откликнулся: — Да. Да… Я поговорил с Сергиевским. Содействие будет оказано по всему твоему маршруту, обращайся к ним без всякого стеснения, им приказано, и они помогут… Ни пуха ни пера.

— У нас на борту некий тайный штаб, Жозя, — пожаловался на Саню Иван Александрович. И Сане: — Когда же ты успел всех обзвонить?

— Когда ты еще спал, миллионер.

* * *

Еще не старый, веселый милицейский майор, словесно отстрелявшись, теперь безмолвно разглядывал Сырцова. Майор был начальником районного отделения. Окна его кабинета выходили на пыльную площадь старинного городка. Сырцов, закончив изучать взглядом уютную площадь, вздохнул и попросил:

— Подробности, Андрей Витальевич.

— Ну, какие там подробности… Обнаружили его на берегу мальчишки — на утреннюю рыбалку шли. Он от воды из последних сил полз. Увидел их и разом потерял сознание. А дальше — скорая, больница…

Сырцов вдруг невпопад спросил:

— Вон там, у магазина, крутой «лендровер» стоит. Местный?

И кивком указал на окно. Майор Андрей Витальевич глянул на чудо зарубежного автостроения и, угрожающе растягивая слова, ответил:

— Таких не держим. Не наш.

— Значит, мой. — понял Сырцов.

— А может, просто туристы?

— Может, и туристы. По мою душу.

— Если не секрет, Георгий Петрович, почему управление этим случаем заинтересовалось?

— Не управление, а я. И по своим каналам попросил, чтобы управление мне в помощь подпустило официального туману.

— А эти что? — теперь майор кивнул на «лендровер».

— А эти хотят понять, что я в твоем городке делаю.

— Поймут — тогда что?

— Тогда меня кончать будут.

Будто услышав их разговор, «лендровер» взревел мотором и рванул с места.

— Зачем тебе эта заваруха, Жора? — интимно поинтересовался майор.

— Паренька хочу спасти, Андрей, — честно признался Сырцов.

…Сырцов и молодой врач в щегольском, круто накрахмаленном халате молча шли длинным коридором. В самом торце врач остановился и сказал:

— Он здесь.

Сырцов беззвучно приоткрыл дверь. В боксе на кровати лежал Дмитрий Колосов и неотрывно смотрел в потолок. Сырцов так же осторожно прикрыл дверь и, повернувшись, посмотрел в глаза доктору.

Глава VI

Сидели в кабинете врача. Врач жаловался.

— Он молчит, неделю молчит. И я, если серьезно, не знаю, что с ним. В принципе он физически здоров. Да, ушибы, которые, кстати, заживают на нем, как на собаке. Да, сотрясение мозга. Но он молчит. Отчего? Шок? Повреждение