За время визита «дело Баттенберга» не утратило своей остроты, и Вильгельм согласился с тезисом Бисмарка об «английском заговоре». В послании царю, датированном 25 мая, он писал:

19 июня он отправил еще одно письмо российскому монарху, где сообщал о ссоре с отцом: тот не стеснялся в выражениях, называя его «русофилом», невеждой в политике, вообще круглым невеждой… И далее: «Всякими средствами — приличными или нет — болгарский принц полностью подчинил себе мою матушку, а значит — и батюшку… Но эти англичане забыли обо мне…»

Отношения с родителями становились все хуже. Викки, опасаясь примирения отца с сыном, делала все, чтобы они встречались как можно реже. У Фрица были свои причины быть недовольным первенцем. Он не одобрял ни поведение Вильгельма, ни его политические взгляды. Кроме того, Фрица сильно задевало то, что у простых немцев Вильгельм пользовался большей популярностью, чем он сам. Весной 1885 года Гольштейн отмечал: «Мне доносят, что в народе последнее время можно услышать такие высказывания: „Из кронпринца хорошего правителя не выйдет, мы хотим принца Вильгельма, он будет вторым Фридрихом Великим“».

Вильгельм не упускал случая продемонстрировать любимому деду строевую выучку своего батальона. В сентябре 1885 года на осенних маневрах он получил такую возможность и вскоре ему присвоили звание полковника гвардейского гусарского полка. Репутация строгого ревнителя нравственных устоев обязывала, и наш герой принялся за упорядочение свободного времени унтер-офицеров: чтобы отвратить их от посещения пивных, он распорядился доставить в казармы книги высокоморального содержания и шахматы.

Потом наступил черед офицеров. По примеру своего пращура, «короля-солдата» Фридриха Вильгельма I, и с одобрения бывшего своего учителя-кальвиниста Хинцпетера принц начал кампанию против азартных игр — занятия, весьма распространенного в офицерской среде. Он решил искоренить это зло раз и навсегда, невзирая на явную непопулярность соответствующих мер. «Главным источником зла», по его мнению, был аристократический «Юнион-клуб»: именно там «множество многообещающих офицеров проигрывали все — вплоть до мундиров, теряли семьи и даже свои молодые жизни». Офицерам своего батальона Вильгельм категорически запретил посещать этот «вертеп».

Вальдерзее в своем дневнике одобрил решительный образ действий молодого принца. Публично генерал не проронил ни слова. Причина ясна: в руководстве клуба состояли настолько влиятельные персоны, что генерал-квартирмейстеру, второму лицу в Генштабе, не стоило с ними связываться. Главный патрон клуба, силезский магнат герцог фон Ратибор, попытался лично уговорить Вильгельма отменить свой приказ. Тщетно. Тогда Ратибор обратился к самому императору — это был ловкий ход: кайзер был своего рода ангелом-хранителем заведения, а теперь и формально принял на себя роль его патрона. Последовали ряд суровых внушений внуку и просьба снять запрет. Как вспоминает сам Вильгельм, «на какое-то время усилия (герцога) оказались небезуспешными — и это стало одним из самых болезненных эпизодов моей жизни». Реванш был взят позднее: став кайзером, Вильгельм распространил запрет посещать клуб на весь офицерский корпус прусской армии.

По мере того как Вильгельм расширял круг своих знакомых в высших эшелонах армейского командования, он оказывался под все более сильным влиянием крайне правых идей. Лидером правых был все тот же Вальдерзее. Он почти не скрывал своих истинных чувств по поводу родителей Вильгельма, с особой яростью обрушиваясь на Викки и на ее манеру вертеть своим супругом как марионеткой: «Она превратила простого, храброго и прямодушного прусского солдата в слабака, который не доверяет сам себе, потерял честь и совесть, а заодно и способность мыслить, как приличествует пруссаку».

Вальдерзее выражал сочувствие моральным мукам Вильгельма:

Действительно, Вильгельм все более открыто стал выражать свой антибританский настрой. В конце 1884 года разразился суданский кризис, экспедиция генерала Гордона по деблокированию хартумского гарнизона провалилась, и принц не мог скрыть злорадного удовлетворения по поводу удара, нанесенного по престижу английской короны. Вальдерзее считал такую реакцию Вильгельма естественной, хотя и заслуживающей сожаления: «Принц стал настоящим англофобом, что представляет собой вполне естественную реакцию на попытки его матери превратить детей в маньяков-англофилов».

Несомненно, взгляды Фрица и Викки угрожали самим основам новой империи, их либерализм противоречил прусской авторитарной традиции, их преклонение перед всем английским ставило под вопрос фундаментальные установки прусской внешней политики. Викки была абсолютно неспособна играть какую-либо иную роль, кроме роли английской принцессы. Она позволяла себе слишком много — тайно отправляла на родину картины английских художников из немецких музеев, передавала английской стороне материалы, компрометирующие Бисмарка. Некоторые ее действия подпадали под понятие государственной измены. Так, 30 декабря 1884 года она писала матери, что ввиду растущих колониальных амбиций Германии имело бы смысл увеличить численность кораблей военно-морского флота Великобритании. «Урок для нашей драгоценной страны — не надо закрывать глаза на очевидное. Нам бы следовало захватить Новую Гвинею еще три года тому назад».

У Вильгельма между тем снова возникли проблемы интимного свойства. 16 января 1885 года он обратился за помощью к Вальдерзее. На этот раз речь шла о романе с некоей Элизабет Берар. Приверженца строгой христианской этики признания молодого повесы не обескуражили. «Противно это все, конечно, но молодой господин демонстрирует твердость характера, а это главное» — такова была реакция генерала. Пять дней спустя — принц и генерал обсуждали проблему — речь шла о попытке Берар продать патент на некое «самозарядное» оружие, изобретенное эрцгерцогом Карлом Сальватором, и, вероятно, о технических данных новинки. Вальдерзее, видимо, воспользовался случаем и уговорил Вильгельма принять участие в кампании «христианского социалиста» Штеккера, и 5 февраля принц открыл устроенный «городской миссией» Штеккера благотворительный базар.

Элизабет Берар, новая пассия Вильгельма, была лет на десять старше принца. Раньше она была женой графа Германа фон Веделя, будущего штатгальтера Эльзас-Лотарингии, но бросила его, пустилась во все тяжкие и к моменту встречи с Вильгельмом имела уже устоявшуюся репутацию куртизанки. Принц поселил даму в Потсдаме — в Палас-отеле, прямо напротив Городского замка. Вильгельм обычно мелочно торговался со жрицами любви по поводу размера причитающихся им гонораров, однако Берар он подарил колье с бриллиантами и поручил Вальдерзее найти для нее тысячу марок. Позже Вильгельм снял для любовницы квартиру в Шарлоттенбурге. Их роман закончился к концу года, но графиня фон Ведель еще долго и успешно шантажировала Вильгельма, угрожая опубликовать разоблачительные подробности их отношений. В конце концов, она оказалась в сумасшедшем доме, и до конца своих дней предприимчивой дамочке оставалось доить уже только немецкого налогоплательщика. Умерла она где-то после 1905 года.