Фридрих называл Помпадур «Котильон IV», и его колкости в адрес Марии-Терезии и российской императрицы, пусть и не всегда столь остроумные, как у Франсуа-Мари Аруэ, несли в себе отпечаток долгосрочного влияния королевской манеры изъяснения. Тайные агенты и сплетники разнесли их по всей Европе. Пруссак, уже осужденный как грабитель земель — его кража Силезии у Марии-Терезии привела в ярость поклонников этой прославленной дамы, — ухитрился таким образом добавлять юмор и цинизм к своему списку чужеземных преступлений. В весьма влиятельных будуарах шли споры о том, как наказать зарвавшегося монарха. Фридрих, как и Вольтер, обнаружил, что полемика нескольких слов способна вызвать извержение вулкана.

Вместо упражнений в остроумии ему следовало попытаться стать величайшим военачальником своего времени, иначе его навсегда уничтожил бы мощнейший союз Франции и России, которые присоединились к Австрии, плюс возможность присоединения Швеции и Саксонии. Он провел инспекцию своего маленького, бедного королевства, своей вышколенной армии, своих богатых и могущественных врагов. Когда-то он смог одержать победу над Австрией, но с другой стороны — кто бы не смог? Фридрих понял: чтобы одержать победу над всеми, он должен их перехитрить. Поэтому он организовал секретную службу таким образом, чтобы подпитывать свои догадки всеобъемлющими и точными разведданными. Его секретная служба явилась уникальным военным новшеством эпохи, а применяемые ею меры и методы тайного ведения войны все еще эффективны после более чем почти двухсот лет перемен во всех областях вооруженных конфликтов. Известны слова Фридриха II о том, что на ратном поле при нем находился один повар и сотня шпионов. Но в большем количестве поваров он и не нуждался, поскольку был умерен в пище и часто хворал. Зато ему не редко удавалось позволить себе куда больше шпионов, донесения которых он прочитывал сам, сверяя одно с другим. Он имел обыкновение делить своих агентов на четыре категории: а) обыкновенные шпионы, вербуемые среди бедноты, которые довольствуются небольшим вознаграждением и готовы угодить армейскому офицеру; б) шпионы-двойники, гнусные доносчики и ненадежные ренегаты, пригодные главным образом для передачи врагам ложных сведений; в) высокопоставленные шпионы — царедворцы, знать, штабные офицеры и тому подобные конспираторы, неизменно требующие крупной взятки или существенной приманки; г) лица, вынужденные заняться шпионажем против своей воли. Энергичный пруссак занимался не только классификацией шпионов; он ввел и правила вербовки шпионов и их использования каждой категории шпионов или тайных агентов.

По четвертой категории он предлагал бюргера, которого следовало основательно запугать, лучше всего с помощью угроз сжечь его дом, уничтожить его состояние, покалечить или даже убить жену и детей. Бюргера, добропорядочного мирянина с благонадежной репутацией местного жителя, должным образом запуганного, можно было использовать для сопровождения обученного военного агента во вражеский лагерь, где внешность, репутация и характер бюргера прикрывали бы подлинную шпионскую деятельность. Несмотря на его вынужденное сотрудничество, на бюргера можно было положиться в том, что он будет вести себя достаточно надежно, если почаще напоминать ему, что члены его семьи являются заложниками тех, кому настоящий шпион, его компаньон, сообщит о результатах их совместной шпионской операции.

Классификации, установленные Фридрихом, не предусматривали одного — современного шпиона-патриота. Пруссак был реалистом, циником и самодержцем. Монархи его эпохи редко сталкивались с подлинным патриотизмом. Воспламенить Европу национальным энтузиазмом суждено было только Великой французской революции. Угрозы и подкупы, обещания повышения в чинах и крупной наживы — лишь на этих побуждениях и умели играть вербовщики шпионов школы Фридриха.

Огромный престиж правления Елизаветы растратили по мелочам первые двое Стюартов, но он был в значительной степени восстановлен и даже приумножен под властью Оливера Кромвеля. Республиканские годы в Англии длились недолго, что делает их достижения еще более выдающимися. Военная организация Кромвеля настолько превосходила существовавшую на континенте, что многие правительства подавили свое отвращение к цареубийству и стремились заключить союз с Англией. Когда герцог Савойский истреблял протестантов на юге Франции, вмешался Кромвель. Его главный адмирал, Роберт Блейк, который положил начало традиции, продолженной Нельсоном, Хоком и Джервисом, — дал Англии возможность вытеснить Голландию как восходящую военно-морскую державу. Алжирские пираты больше не осмеливались нападать на суда в Ла-Манше или, как во времена Карла I, увозить английских рабов прямо с побережий Девона и Корнуолла.

Одним из главных украшений столь же талантливой дипломатической службы Кромвеля стал Джон Милтон, а «Блейком» его выдающейся секретной службы — Джон Турлоу. После Уолсингема он был самым компетентным из английских руководителей шпионажа и тайной разведки. Чья служба, Елизаветы или Кромвеля, оказалась более эффективной — вопрос чисто академический, и на основании имеющихся у нас свидетельств столь же трудно сравнивать заслуги Уолсингема и Турлоу. Принимая во внимание достижения первого — несмотря на скудные ассигнования королевы на сохранение ее собственной жизни и режима, — пальма первенства, по-видимому, достанется Уолсингему. Джону Турлоу, чья бдительность и изобретательность защищали лорда-протектора, выделялись щедрые суммы, сравнимые по покупательной способности с ежегодными расходами сегодняшней британской секретной службы — и превышавшие пособия Уолсингема в самый беспокойный для Елизаветы год (1587) в соотношении более чем на 23 к 1.

Достаточно всего лишь пролистать страницы сообщений Пипса, этого несравненного «тайного разведчика» Реставрации, чтобы узнать из жалоб того времени, как люди вспоминали блестящую деятельность Турлоу. 14 февраля 1668 года мистер Пипс записал:

Парламент вернулся к теме секретной службы только через три дня, и скудная сумма, выделенная Моррису на разведку, согласно записи Пипса от 17 февраля 1668 года, увеличилась на пятьдесят фунтов:

Позже в том же году Пипс обсуждал вопрос о шпионаже с человеком, который являлся резидентом Кромвеля в Голландии и, несомненно, руководил важной частью разведывательной системы Турлоу, поскольку Голландия в то время была признана главным морским и военно-морским конкурентом Англии. И поэтому сему своеобразному сплетнику Реставрации пришлось зашифровать это в своем личном дневнике от 27 декабря 1668 года: