– Проницательный.

У нее достаточно приподнятое настроение, что почему-то его очень радует. Точнее, он не может себе объяснить, почему, но отчего-то ощущает себя каким-то воодушевлённым, когда она улыбается. Просто она умеет сделать так, что он ощущает себя ответственным за то, что она в хорошем расположении духа.

Они доходят до маленького магазинчика, их встречает угрюмый и неприветливый кассир, который просто молча машет рукой в сторону чипсов, когда они спрашивают, где можно купить что-то на ужин. Она пожимает плечами и набирает чипсы с разными вкусами, половина из которых уже не помещается у нее в руках, и поэтому она держит их подмышкой. Он же старается найти нечто более похожее на здоровую пищу, но находит только полуфабрикаты. А она смотрит на него заинтересованно, как будто бы ждет – победит ли он в этой борьбе поиска батончиков со злаками в магазине, где сплошные чипсы.

– Ладно, ты победила. Где там чипсы? У меня уже желудок не справляется. Я скоро излечусь от рака и мне придется лечить желудок.

Его шутка звучит для нее слегка резко, хотя он и не замечает, как поменялось ее лицо на пару мгновений. Он уже так уверен, что скоро вылечится, что может так просто шутить на эту тему, которая все равно кажется ей неуютной. Он уже лавирует между прилавками и довольно демонстрирует найденные батончики. Она сдавленно улыбается и отворачивается, чтобы он не заметил ее недовольства. Хотя, тут бояться нечего. Он не отличался особенной внимательностью. Правда, она думает об этом скорее с нежностью, чем с раздражением.

И они садятся около мотеля на старые стулья, которые стоят там для того, чтобы хозяин курил свои тяжелые сигареты и смотрел на проезжающие мимо машины. Для них было сказано, что это и есть терраса мотеля, которую они могут использовать как зону отдыха. Они хрустят чипсами и разговаривают о детстве, любимых книгах и фильмах, и он всякий раз поражается, насколько схожи их вкусы.

– Мы с тобой как будто бы созданы друг для друга. Нет, правда. Разве бывает, чтобы все так совпадало? – в сердцах говорит он, а она машинально кивает и на все его вопросы отвечает как будто бы механически, зазубренным текстом. И когда он поворачивается к ней, она хочет что-то ему сказать, но у него звонит телефон. Он смотрит на определитель номера. Его жена. Он резко вскакивает, да так, что чувствует легкое головокружение, извиняется и отходит подальше, чтобы она не слышала его разговор. Она выкидывает чипсы на землю и безжалостно давит их ногой, буравя взглядом его спину.

32

– Не ожидал, что ты мне перезвонишь.

– Почему?

Она всегда умела застать его врасплох своими вопросами, прямо в лоб. Она не была мягкой девочкой. Она была прямой и сильной. Она всегда была великолепной. Несмотря на видимую хрупкость, она была намного сильнее его, и это его невероятно восхищало.

– Мне показалось, что ты не хочешь меня больше знать, и я тебя не виню. Знаешь, что я решил?

– Что?

– Сначала я вылечусь. Исцелюсь. И дальше снова тебя завоюю. Я тебя верну, – он говорит, и самому кажутся его слова какими-то странными, как будто бы он уже сомневается в том, что хочет ее вернуть. Ведь хочет же. Точно хочет. Он слышит, как она хмыкает в трубку, правда, уже не зло или раздраженно, а как-то по-доброму.

– Константин, я хочу быть честной с тобой. Я не верю, что у нас есть с тобой еще шанс. И я смирилась с тем, что с нами покончено.

– Ты смирилась с тем, что покончено со мной.

– И с этим тоже. А потом твой звонок. И ты говоришь все эти вещи… мой разум отрицает, что еще что-то получится. Я хочу, чтобы ты вылечился. Но мой разум отрицает возможность нас вместе.

– Спасибо за честность.

– Но что-то внутри не давало мне уснуть. Не давало мне почитать интересную книгу или встретиться с подругами. Что-то внутри меня постоянно прокручивало твое «я соскучился». И я поняла и приняла, что тоже соскучилась.

Он улыбается. Он чувствует, как теплеет на душе. Даже не ощущает пристальный взгляд ярко-зеленых глаз на своей спине.

– Почему ты молчишь?

– Я улыбаюсь.

– Мы ведь пока просто можем быть друзьями, правда? Ты вылечишься, а там… вдруг что-то снова получится, ведь правда?

– Правда.

И внутри что-то обрывается, холодит. Она оказалась не настолько решительной, как ему казалось. Он как будто бы ощущает разочарование. Она не хочет с ним быть и никогда не будет. Она просто жалеет его. Она холодная, она расчетливая. Она великолепная.

– Ты сейчас одна?

– В смысле?

– С тобой рядом кто-то есть?

– Перестань задавать глупые вопросы.

– Ответь.

– Есть один человек. Но это ничего не значит.

– Так, значит, ты ушла к нему? Ты бросила меня не по той причине, что я причинил тебе боль. Ты просто ушла к другому, к тому, кто здоров. А сейчас ты пытаешься навязать мне свою дружбу, потому что ты с тем другим. Но и меня отпускать тебе жаль.

– Что ты несешь? Твой мозг слишком воспален.

– Может быть, и так. Но скажи, что я неверно все истолковал.

– Конечно, неверно!

– Тогда почему ты ушла?

– Потому что ненавидела тебя и твою жалость к себе. Потому что презирала то, как ты не собирался бороться и постоянно ныл. Потому что устала быть тебе сиделкой. Потому что пыталась помочь, но мою помощь ты не принимал.

– А когда появился он? Другой.

– Нас познакомила…

– Ах, да. Твои подружки. Неважно, кто из них. Они всегда считали меня неудачной партией для тебя.

– Прекрати немедленно. Ты ведешь себя как обиженный ребенок.

Снова ее командный тон. Она считала, что этим тоном может заставить целый мир плясать под ее дудку. И порой у нее получалось. Но сейчас он улыбается.

– Я не обижен. Я, напротив, счастлив наконец узнать правду.

– Зря я тебе позвонила.

– Наверное.

Он нажимает на отбой. И почему-то не ощущает печали.

33

Вера пьет кофе, который на вкус напоминает простую воду, правда, порой и вода бывает вкуснее. Особенно после долгих и изнурительных тренировок. Она трудоголик со стажем и обычно не спешит уходить с работы, а временами и вовсе остается допоздна. Ей некуда спешить, пусть это и звучит обреченно и печально, но она не вкладывает именно этот смысл в слова. Ее это не огорчало и не угнетало, и пусть тогда и других не волнует. Но сегодня она торопится. Даже слишком быстро перебирает бумаги, слишком много раз смотрит на часы, и, благо, что в кабинете своем она находится одна, и это не вызывает подозрений, потому что, в противном случае, все эти метаморфозы не прошли бы незамеченными. Впрочем, даже на этот случай она придумала легенду, что приезжает какая-то ее дальняя родственница, и поэтому она так спешит. Хотя она не может объяснить даже самой себе, почему она так нервничает, почему ей кажется, что если ее поймают на чем-то, о чем она даже сама пока не знает, то это может оказаться… опасным. Откуда в ее голове берутся эти мысли? Неужели разговор с молодым лаборантом довел ее до паранойи? Ее, взрослую и самодостаточную женщину?