Откуда же ей знать, что его мысли схожи с ее мыслями, когда он пытается набрать номер своей жены. Своей прелестной высокомерной Одри. Женщины, которую он любил так сильно, что простил ей то, что она оставила его в трудный момент, даже в переломный. Наверное, если бы она знала, ей было бы проще. Она бы целиком и полностью отдалась бы ревности и об иных переживаниях бы забыла. Женщины – ревнивые существа. Порой они умудряются ревновать даже тех, кто не имеет к ним никакого отношения, к примеру, привлекательного продавца из лавки овощей напротив дома. Что уж говорить о чувстве ревности по отношению к тому, кого ты невольно уже считаешь своим? Впрочем, она не знает. Она не ревнует. В ее душе поселился штиль. В ее душе поселилось нечто новое, а в такие моменты нет места для ревности, то самое новое слишком уж вытесняет все негативное. Вот бы так было всегда. И только потом сердце расслабляется и включаются совсем другие органы, которые никак не могут просто жить и наслаждаться сегодняшним моментом. Другим органам постоянно нужно что-то обдумывать, часто надумывать, а потом долго и нудно в этом разбираться. И пусть она этим не грешила, но только лишь по той причине, что у ее большой любви всегда и на все был один ответ: «Это твои проблемы».

Если ее что-то не устраивало, это было ее проблемой. Если его что-то не устраивало, это также становилось ее проблемой. Ей хочется ему перезвонить и сказать, какое же он, в сущности, дерьмо.

25

Он замирает около ее номера или каюты. Почему-то в голове крутится мысль: как спросить, нравится ли ей ее комната или номер, или каюта. Странные мысли, он уже давно не замечал за собой такого. Честное слово, в последний раз он думал о том, что сказать, когда только познакомился со своей женой. Воспоминания о которой сейчас почему-то отзываются болью в его не самой здоровой голове. Или это сердце? Да что с ним такое творится. Сидя у себя на кровати и вдыхая аромат свежих простыней, он отчетливо осознал, что скучает по своей жене. Раз он совсем скоро исцелится, то это ведь значит, что он может ее вернуть. С новыми силами. Он уже представил, как прижимает ее к себе за тонкую талию и говорит, что обещает, больше никогда не будет вести себя как несносный мальчишка. А она улыбается ему в ответ, слегка склонив голову, с очарованием и грацией той самой Одри Хепберн. Просто улыбается, чтобы потом произнести: «Пойдем домой».

И ему кажется, что он будет чертовски, просто дьявольски счастлив. У него начнется новая жизнь. Вполне возможно, что даже будут дети, только почему-то он совсем не может вспомнить, а хотела ли его Одри детей. Странно, что его сознание вытеснило такую, казалось бы, важную информацию. Он так и не решился набрать номер своей жены. Опаздывал. Задумался. Решил, что это может подождать.

А сейчас стоит около двери и задумывается о том, как назвать место ее обитания. И своего тоже. Дверь перед его носом широко распахивается, и она удивленно на него смотрит. На ней белый халат, босые ноги, и она откусывает внушительный кусок от шоколадки.

– Я тоже выбрал именно эту шоколадку из мини бара. Правда, еще запил виски. Но у него был ужасный привкус.

– Какой ты капризный. И долго ты собирался стоять у меня под дверью, Ромео?

Она задумчиво вертит в руках шоколадку и скрывается где-то в глубине каюты. Точно, он окончательно решил в своей голове, что это каюта.

– Тот, кто спал здесь до меня, забыл книгу. Какой-то дамский роман, и я осмелюсь предположить, что это была женщина, причем, очень одинокая женщина. Но я увлеклась. Хочешь, зачитаю пару строк?

– Пожалуй, откажусь.

– Решайся, ты будешь в восторге.

Он отнекивается еще пару минут, но она ведь похожа на ураган, когда что-то засело в ее голову. Он пытается вытащить ее на палубу, подышать свежим воздухом, но она непреклонна. Более того, она совершенно его не слушает и уже открывает эту книгу в мягком переплете, на обложке которой изображен мужчина с голым торсом, притягивающий к себе хрупкую блондинку с призывно открытым ртом. И кто только создает эти обложки? Мужчины с таким голым торсом вообще не существует. По крайней мере ему бы хотелось верить. И вряд ли они с таким придыханием притягивают к себе женщин. Женщины, скорее, сами прыгают к ним в постель. Впрочем, он понимает, что спорить смысла не имеет, и присаживается на кровать. Она, к слову, забралась в кресло с ногами и томным голосом произнесла:

– И тогда он сдавил ее в жарких объятиях…

И последующий час она действительно читала ему этот любовный роман, он вслушивался в ее голос и смеялся над ее комментариями, которые были достаточно остроумными для такой же женщины, которая могла бы купить этот роман. Но когда он спросил у нее, разве не все женщины грешат тем, что скупают эти книжки в мягком переплете, она в него запустила этим шедевром беллетристики таким образом, что торс обнаженного мужчины проехался прямо по его щеке. Слава богу, что эти книжки выпускают в мягких переплетах, а то она могла и губу ему рассечь, будь там обложка посерьезнее.

– Может быть, уже переберешься ко мне? Я выслушал всю книгу, я наизусть знаю главных героев, целых трех. Я был хорошим слушателем.

Она улыбается ему и покорно ложится рядом, закидывая на него ногу. И он касается губами ее макушки. Он же принял решение. Наладить все с ней. Со своей Одри. Почему тогда он не может надышаться запахом волос совсем другой?

26

Вера не смущена, когда на следующий день после встречи кафе сталкивается с Алексом. Она внимательно изучает его лицо, но он тоже не кажется ей растерянным. И она улыбается. Наверное, это хороший знак? Или все же было бы лучше, если бы он краснел, словно несмышленый юнец. Тогда она бы точно уверилась в том, что она ему нравится. Господи, какая глупость вообще пропускать в свою смышленую голову такие дурацкие мысли десятиклассницы.

– Хорошее утро?

Он замечает ее улыбку и не утруждает себя тем, чтобы скрыть немного самодовольное выражение лица. В его вопросе сквозит: «Являюсь ли я причиной этой улыбки?».

– Вполне неплохое. А как твое?

Она отбивает его выпады в свою сторону и ей даже нравится эта игра.

– Долго не мог уснуть. Почему-то. А когда провалился в сон, будильник навязчиво мне намекнул, что пора вставать. Чувствую себя разбитым.

– А я вот уснула практически сразу.

И ей хочется сказать, что он вообще бессовестно с ней флиртует, смотрит исподлобья, улыбается, когда говорит, что почему-то долго не мог уснуть. Или она уже, и правда, черт возьми, видит знаки там, где их нет?

– Мне пора идти работать. И тебе тоже.

– Не могу.

Она смотрит на него вопросительно. Здесь вообще не принято произносить такие фразы, как «не могу». Он пожимает плечами.

– Снова смотреть на лица тех, кто полон надежд, а я отправляю их в папку «на рассмотрении». Что, как ты сама понимаешь, обозначает… в общем, как будто я их всех отправляю на верную смерть. Я чувствую себя палачом.