нарастал гул голосов: почти две сотни бойцов собралось уже за столом Рорика. Пиво не жалели — нет хуже молвы для конунга, чем скупость. Кольдин умело распоряжался за столом, раздавая приказы таскающим подносы и бочонки рабам, не забывая при этом славить и превозносить главу дома. Вот и сейчас он поднялся с лавки и вытянул руку с кубком. Все замолчали.

— Выпьем, друзья, за хозяина дома! За хозяина земли Суми, великого конунга Рорика!

Гости восторженно заревели, а Озмун наклонился к уху Фарлана:

— Вот умеет же задницу вылизать!

Черный улыбнулся как можно вежливее и глубокомысленно промолчал: он уже давно понял, что Озмун недолюбливает Долговязого, и влезать в местные дрязги, вставая на чью-либо сторону, в его планы не входило.

Все уже хорошо набрались, языки развязались, и здравицы шли одна за другой.

— За гостеприимного хозяина!

— За друзей дома Хендриксов! За Улли, сына Фергюса!

— За будущий поход!

Две пожилые женщины едва поспевали наполнять и разносить кувшины с пивом. Не останавливаясь, одна из них со стуком бухнула на стол младшей дружины две большие глиняные посудины, и молодежь радостно загалдела, наполняя кубки. В отличие от других, чем больше Ольгерд наливался пивом, тем молчаливее и мрачнее становился. К разговору на озере добавились воспоминания о мучающих по ночам кошмарах, и теперь в затуманенном алкоголем рассудке появились сомнения: когда же Ирана была более искренней — когда смеялась над его страхом или когда сказала, что он теперь пленник злого духа? Юноша маялся вопросом, как поступить: выбросить гордячку из головы или все же попробовать разобраться еще раз? Если вначале он был так зол, что практически не сомневался в выборе первого пути, то по мере выпитого пива мнение постепенно менялось на прямо противоположное.

Общий гул тем временем разбился на десятки отдельных разговоров, и пир перешел в ту стадию, когда гости сами по себе пьют, едят, куда-то выходят, потом возвращаются и начинают по новой. Этакий круговорот гостей за столом. Ольгерд, заметив, что его компания тоже значительно поредела, решил воспользоваться этим и сходить к Вяйнерису, думая про себя, что старик, конечно, злобная сволочь, но если спросить прямо, то врать не станет. Эта мысль его неожиданно взбодрила, и в глубине души он догадывался, что ворчливый волхв к его спасению от божественного существа не имеет никакого отношения.

Выйдя из главного дома, Ольгерд тут же натолкнулся на компанию сверстников, которая попыталась затащить его обратно. После десятка дружеских шлепков и дурацких шуток в свой адрес ему все же удалось вырваться, сказав, что ему нужно в сортир.

Освещенный факелами главный дом остался позади, впереди стояла непроглядная осенняя тьма. Ольгерд завернул за угол, почти на ощупь прошел между сараями и вышел к дому, где Кольдин отвел угол под импровизированную лекарню. Подойдя к двери, он почувствовал присутствие постороннего. Оружия при нем не было, но рука привычно скользнула к поясу, и, на миг замерев, он прислушался. В темноте у поленницы послышалось характерное журчание.

— Загадят весь город, паразиты!

С этими словами Ольгерд толкнул низкую тяжелую дверь, и согнувшись чуть не вдвое, вошел внутрь. С порога в нос ударил спертый воздух с запахом крови и сухой травы. Желтый огонек свечи на столе лишь усиливал непроницаемую черноту, и Ольгерд скорее почувствовал, чем увидел лежащее на полу тело. Нагнувшись, он разглядел Вяйнериса с разбитой головой и лужицу крови под ним. Юноша выпрямился, и привыкшие к темноте глаза различили молчаливую возню у противоположной стены. Догадка привела его в бешенство. В три гигантских скачка он достиг лавки, на которой Улли Ухорез, пыхтя и давя всем телом, пытался задрать Иране рубаху. Девушка молча сопротивлялась, но сила была не на ее стороне. В свете свечи блеснул голый зад, задранные обнаженные ноги и валяющейся на полу нож. Не раздумывая, Ольгерд схватил за ворот мужской рубахи и всадил патлатую башку в деревянный косяк. Хрустнуло, и тело норга обмякло, но парня было уже не остановить, и голова Улли врезалась в стену еще и еще раз! Брезгливо спихивая с себя тяжелую тушу, зашевелилась Ирана, и Ольгерд, резко рванув грузное тело Ухореза на себя, сбросил его на пол.

— Ты как?

Он нагнулся над девушкой, но насладиться благодарностью спасенной жертвы ему не пришлось: страшный удар сзади опрокинул его на пол. В замутненном сознании возникла громадная надвигающаяся тень, замах и… Рефлексы не подвели, и какая-то внутренняя сила, сжав непослушное тело, катнула его в темноту. Хрясь! Здоровенная жердина сломалась от удара об лавку, и Ольгерд, вскочив, схватил первое, что подвернулось под руку. Рот самопроизвольно растянулся в крике:

— А-а-а!

Плохо соображая, Ольгерд слышал лишь свой собственный вопль, тяжелые удары сердца и топот бегущих шагов. Это были его шаги, это он несся вперед, выставив скамью перед собой, как таран. В один миг перед глазами выросла темная фигура норга, и лавка с врезалась тому в грудь, потащив здоровенного мужика через всю комнату. С глухим грохотом тяжелая скамья впечатала противника в бревенчатую стену, хрустнул от удара затылок, и норг, хватая ртом воздух, начал оседать на пол.

Юноша сделал шаг назад, скамья выпала из его рук. Воздух с шумом вырывался из легких, бешено колотилось сердце. Ольгерд обернулся, пытаясь найти Ирану, но натолкнулся взглядом на Ухореза. Улли держался левой рукой за разбитую голову, а в правой начищенной сталью блестел кинжал. По шороху за спиной Ольгерд понял: поднимается телохранитель, путь к двери отрезан. Не выпуская из поля зрения обоих норгов, он стал отходить вглубь комнаты. Двигаясь спиной вперед, он чуть не упал, наступив на что-то мягкое, и отпрянул, услышал позади женский визг:

— Осторожнее, медведь!

Бросив взгляд за спину, Ольгерд улыбнулся — вот и Ирана нашлась. Но улыбка тут же сползла с губ: Улли был уже в трех шагах, и на лице у норга сияла самодовольная гримаса. Вспыхнув, парень закрыл собой Ирану.

— Чего ты лыбишься, не пойму? Я тебе ее не отдам!

Улыбка на лице Улли стала еще шире.

— Дурак ты, Хендрикс! Впрочем, у вас в роду все были дураками. Девка мне не нужна, мне ты нужен!

Ухорез разом преобразился. Глаза сузились до щелок, походка стала пружинящей, кинжал заиграл в руке стальным жалом. Шаг вперед, еще один. Одно мгновение до удара! Ольгерд сжался в предчувствии неизбежного, но вдруг входная дверь с грохотом распахнулась, и яркий свет факела осветил в проеме темную фигуру Фарлана. Щурясь в темноту, венд нервно