живое существо. Может, когда-нибудь мать с отцом прочитают этот дневник. Увидят, что они написаны НЕ думающим инстинктами подростком. Может, даже малость растрогаются и перестанут относиться ко мне, как к обычному соседу, с которым будет достаточно просто поздороваться. Но, думаю, я быстрее покину родительский дом, чем они признают свою никудышность в роли опекунов. Хотя я не думаю, что мой переезд произойдёт скоро.

А даже если ошибки не будут признаны – то пускай так и будет. Пусть дальше следят за дорогим им Адским Этажом. Пусть дальше смотрят в свои ничтожные графики, которые не сдвигаются уже несколько лет. А я продолжу следовать за своей мечтой, о которой они даже не знают.

! ОСНОВАТЬ БАНК.

Последние два слова, написанные с единственной во всей записи красной строки, я обвёл красным маркером и нарисовал слева от надписи крупный восклицательный знак. А потом я захлопнул дневник. Кровать не заправил, а дневник оставил одиноко лежать на скомканном одеяле. Я вышел из комнаты, туго затянув чёрный галстук.

Отец с матерью сидели на кухне, с важным видом высасывали последнюю пенку с чашки допитого кофе и пялились на графики. И то ли сайт с рейтингами Кругов Ада зависал, то ли Второй круг был настолько ничтожен, что никак не хотел сдвинуться с места. Сейчас они занятые незнакомцы, «случайным» образом встретившиеся в одном доме, за одним столом. Но ночью они были неразлучны. Кажется, они женаты лишь потому, что удовлетворяют друг друга в постели.

– Доброе утро, – сказал я. – У меня сегодня экзамен. Можете меня проверить?

– Асмодей, сынок, мы заняты! – протараторила мать, даже не спросив, о каком экзамене я говорю. А она не знала. Вернее, не хотела знать.

А экзамен по экономике. Причём, районный. Я прошёл туда с большим трудом, но, расслабившись перед одним из главнейших испытаний, забыл о повторении. На мечту экзамен вряд ли значительно повлияет. Будут привилегии – и на том спасибо.

– Вчера ночью вы тоже были сильно заняты, – напомнил я. – Я не жаловался.

– Не жаловался? – вмешался отец. – Ты полночи стучал по батарее!

Впервые я услышал их страстные крики в раннем детстве и прятался под кроватью от ужаса и непонимания происходящего. Возможно, именно поэтому я начинаю паниковать от любого женского стона. Помню, когда-то надо мной решила пошутить одна девушка, запрыгнув мне на спину и застонав, игривым голосом произнося моё имя – и, как итог, получила ушиб.

– А вы полночи трахались, хотя прекрасно знали, что я не сплю, – я пронзительно посмотрел на отца. – Продолжим спор, кто урод в этой ситуации?

Отец заткнулся. Я не скрывал от родителей своё презрение к ним. Других детей бы уже давно начали лупить за такое отношение, но моим предкам всегда было плевать. Отчасти это хорошо. Я мог в любой момент послать отца. Но порой мне становилось настолько невыносимо от их безразличия, что я стал намеренно творить то, чего в нормальном состоянии никогда бы себе не позволил.

В раннем детстве мне и впрямь казалось, что так и должно быть: когда ты ноешь, никто не подойдёт и не успокоит; когда избили сверстники – «Бинты в аптечке, за холодильником», и никакой тебе наставнической речи; хочешь задать простой вопрос – найди ответ сам, потому что «мы заняты, мы работаем». А сейчас, когда я подросток, это перестало казаться нормой.

– Пока, – холодно сказал я.

Иногда мне бывает стыдно за выражения в подобном тоне, но потом я вспоминаю, что они даже слушают меня поверхностно.

– Пока, сынок, – отозвалась мать спустя несколько секунд, когда я уже был за углом кухни, направляясь к коридору.

В голове крутилась очередная придирка, хотелось высказать, что прощание мне нужно было сразу. У каждого в голове крутятся подобные придирки время от времени, независимо от того, друзья это или родители. Во всех нас есть эта безукоризненность, бесящаяся от всего неидеального, но когда ты живёшь в семье, не замечающей тебя, с каждым днём ты всё больше начинаешь замечать их.

Завтракать уже не хотелось. Я сразу пошёл к входной двери и, сняв пальто с крючка и накинув на плечи, сунув ноги в кожаные ботинки и завязав шарф вокруг шеи, вышел из дома. Мы жили в отдалённом особняке, на краю Ада, рядом с такой же отдалённой недвижимостью. В нашем случае, это был уютный дворик, при выходе сразу встречались выстроенные в ряд камни, словно провожающие тебя за пределы зоны комфорта, а сам участок был ограждён железным забором в три метра высотой.

С собой я ничего не брал, на этот экзамен не допускаются свои вещи. Выдавали лишь чёрную шариковую ручку и листок в линейку.

***

Народу в здании школы было немного: около тридцати участников, пара охранников и несколько учителей-руководителей, подбадривающих своих учеников. У меня учителя не было, так как я учусь на домашнем обучении и прихожу в школу исключительно, чтоб сдать домашнюю работу, когда это необходимо, и написать контрольную. Повсюду расклеены бумаги с распечатанными однотипными надписями: «Осторожно! Идут экзамены!»

После проверки охранников, больше похожих на элитные войска, я спешно, будто опаздываю, побежал по коридору и свернул налево, остановившись у нужной мне двери. Там и будет проходить экзамен.

– Простите, – обратился я к одной взрослой женщине с чешуйчатой кожей и извилистыми рогами, – а можно где-нибудь учебник по экономике взять? Повторить хочу.

– Нет, – сказала она довольно вежливо. – Кабинеты закрыты, да и за пару часов до экзамена повторять запрещено.

Я, машинально сказав «Хорошо, спасибо», сел на диван и широко раздвинул ноги. Колени стали моими подлокотниками, а голова упала на ладони. Ладони массируют мои волосы, иногда спотыкаясь о рога. Потом