– Я говорю, что у тебя в штанах?

– Пистолет.

– Ты что, собралась бежать с пистолетом?

– Конечно, как же без него. Мало ли что с нами в дорогеможет случиться… Это хорошо если мы сейчас из дома выйдем, а там какая-нибудьмашина стоит. Может, на связке ключей, которую мы нашли, помимо ключа отвходной двери, ключ от машины есть и нам посчастливится отсюда уехать. А еслитам ни одной машины нет… Если на этих машинах друзья Экрама уехали… Что тогда?Тогда нам придется выбираться отсюда своим ходом. Не забывай, что кругом горы илес. Мало ли что по дороге может с нами случиться. Мы сейчас без пистолета какбез рук. Ты глубже смотри, а не поверхностно.

– Тоже верно.

Направившись к входной двери, мы остановились и почтиодновременно перекрестились.

– Господи, а я-то зачем крещусь, я же такаягрешница… – немного испуганно произнесла Ленка.

– Бог простит твои грехи. Когда домой вернемся, вцерковь пойдешь, будешь их замаливать. Ты человека убила во имя нашегоспасения. В конце концов, если бы не мы его, то он бы нас… Это была простосамооборона.

– Да разве для бога в убийстве бывает оправдание? Развеубийцы в церковь ходят?

– Ходят. Сама говорила, что из любого правила бываютисключения. Если хочешь знать, то даже профессиональные киллеры носят на шеецепь с крестом и после каждого убийства ставят свечки за упокой. Это у них какритуал.

Открыв входную дверь, мы выбежали на улицу и вдохнулисвежего воздуха.

– Боже мой, хорошо-то как!

– Хорошо!

Обойдя весь дом, мы не нашли ни одной приличной машины, накоторой бы можно было уехать Только старый микроавтобус со спущенными колесамии разбитыми окнами.

– Вот это да, – от пережитого я буквальнопрокусила нижнюю губу и взглядом, полным ужаса, посмотрела на темныегоры. – Что ж теперь делать-то? Пешком в горы… Далеко не уйдем. Я боюсь,там даже нет никаких поселений. Надо с собой взять еды и воды. Да и то, надолголи нам этого хватит?.. Может, дождемся, пока кто-нибудь приедет в дом? В концеконцов, у нас есть пистолет. При желании вырубим и завладеем машиной.

– Можно и так. А вдруг приедет не один, а несколькотурок и у нас ничего не получится? Теперь у нас хоть есть шанс убежать, есличто, так мы и этого лишимся.

В этот момент я слегка дернулась и повернула голову всторону пристройки к дому.

– Лен, ты слышишь?

– Слышу, – почти задыхаясь от страха, сказала Ленка.

– Что это?

– Кто-то стонет или плачет.

– Может, пойдем посмотрим?

– А может, не надо? У нас у самих беда, зачем мы будемкасаться другой?!

– Лен, но ведь это не мужской голос, а женский. Мыдолжны посмотреть.

– Ты и вправду так считаешь?

– Да. Вдруг там нужна помощь точно такой же девушке,как мы. Ты только представь, чтобы кто-то из наших соотечественниц прошел мимонас…

– Как скажешь.

Ленка достала из кармана спортивных брюк пистолет и взяламеня за руку. Мы стали медленно двигаться в сторону пристройки к дому. Дверь,ведущая в пристройку, оказалась закрыта на большую щеколду, которую мысовершенно безболезненно открыли. В лицо нам резко пахнуло сыростью итухлятиной. Впереди царила кромешная темнота. Я сделала шаг вперед и ощутиластупеньку.

– Лен, здесь лестница, ведущая вниз.

– Светка, может, не надо испытывать судьбу… Сколькоможно. У нас сейчас появился прекрасный шанс сбежать, а ты предлагаешь опятьвляпаться в какую-нибудь малоприятную историю. Мы же не служба спасения, нам бысвою жизнь спасти.

– Лен, но там девушка стонет, – мне казалось, чтоот таких жалобных звуков мое сердце буквально разрывается на части.

– Тогда я достану пистолет. Чем черт не шутит.

– Доставай.

Я сделала шаг вперед и почувствовала, как наступила начто-то твердое.

– Ой, что это?

– Что там у тебя?

– Я, кажется, на что-то наступила.

– На что?

Я наклонилась и подняла с пола фонарик. К моему удивлению,он работал. Теперь, когда темноту прорезал пусть даже слабенький луч, нам былонамного легче ориентироваться.

– Кто-то специально положил фонарик рядом соступеньками. Очень удобно. Включил и спустился вниз.

Лестница, по которой мы спускались вниз, была похожа навинтовую и вела в комнату без единого окна, напоминающую подвал. Посредикомнаты лежала истекающая кровью девушка, руки и ноги которой были связаныплотной веревкой. Нос девушки был перебит и ушел куда-то в сторону. Глазазаплыли кровью и, по всей вероятности, совершенно ничего не видели. Лицонапоминало кровавое месиво. А тело… На тело было страшно смотреть. Это былотело изголодавшегося, забитого человека, которое не вызывало ничего, кромеприступа дикого ужаса и ощущения самого настоящего кошмара.

– Бог мой. – Я почувствовала, как закружилась мояголова и подкосились ноги.

– Свет, скажи, что все это нам снится, –пробормотала перепуганная Ленка.

– Нам уже давно ничего не снится.

Видимо, девушка услышала голоса и застонала еще громче.Сквозь стоны прорывались отдельные слова, смысл которых до нас доходил струдом.

– Кто здесь? Вы русские? – еле разобрала я.

– Русские. Что с тобой?

– Не знаю. Все болит. Я почти ничего не вижу. Я хочупить. Скажите, я еще живая или уже умерла?

– Живая.

– Жаль.

– Что жаль? – От услышанного я чуть было нерухнула на пол.

– Жаль, что я живая. Каждый день я молю господа бога отом, чтобы он забрал меня к себе. Каждый день… Если бы вы только знали, как яхочу умереть… Как я хочу…

– Да ты что такое говоришь? – не меньше моегоопешила Ленка. – Ты только подумай, что ты говоришь! Тебе лет-то сколько?

– Не знаю.

– Как это не знаешь? – не на шутку перепугалась я.

– Когда я сюда приехала, мне было восемнадцать.

– А когда ты сюда приехала?

– Не знаю. Я уже давно потеряла счет времени. Когда мыстали работать, у нас не было календаря. Мы не знали ни чисел, ни месяцев.