Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рад, что ты– таки смог вырваться на мою свадьбу, бро… Я и не рассчитывал, зная тебя… Знакомься, наконец… Это моя Иштар…
Иштар… Принцесса Иштар… Вот кто такая его Таша… Не его… Это руки его брата сейчас на ее плечах. Это ему она улыбалась. Это с ним вместе отпивала молока из золотого бокала, ела финики и обходила его дом, в котором должна была стать хозяйкой…
Секунды в голове отбивают обреченностью бесконечности. Надо что– то делать… Как– то выводить себя из оцепенения… Его чувства подобны ощущениям при укусе ядовитой змеи или скорпиона, затаившихся в шелках золотых барханов… Шок, неверие, боль… А коли так, нужно делать так, как велит голос пустыни… Спасать себя самому. Отсосать яд, если нужно, разрезать кожу, прыснув на раскаленные пески алой кровью, смешанной со смертельным ядом… Даже, возможно, ампутировать поврежденную конечность, если без этого никак…
– Иштар…– повторяет он рваным, не своим голосом.
Она молчит. Бледная, испуганная… Вот– вот готовая свалиться в обморок… Еще бы… Песчаная кошка, что же ты наделала, в какие игры заигралась… Почему же ты стоишь сейчас с Ним…
– Очень приятно,– снова выдавливает из себя, насилу заставляя свои глаза перестать ее сверлить. Её… Чужую жену… В преддверии их брачной ночи…
Она не может говорить. Лишь чуть заметно кивает и опускает голову. Луэй переводит глаза на жену и списывает ее реакцию на объективный страх неопытной девушки перед первой брачной ночью…
– Все хорошо, любимая,– целует ее в лоб снисходительно,– сейчас тебя заберут прислужницы… Я приду через полчаса… Не волнуйся… Просто жди меня… Все будет хорошо…
Иштар молча кивает, так и не решаясь снова посмотреть на брата мужа. Разворачивается и семенит за прислугой. Она настолько оглушена и ослеплена встречей, что даже не слышит музыку и шум вокруг… Все ее рефлексы сейчас сосредоточены на этих двух мужчинах, двух братьях, оставшихся позади… Один– хранитель самой сокровенной ее тайны, от которой зависит ее жизнь… Другой– этой самой ее жизнью теперь и владеет… Если Аллах и придумал способ наказать ее на земле, то более изощренного, болезненного варианта, чем ее реальность, не было…
Откроет ли он ее секрет? Разоблачит ли ее, после чего ее имя, равно как и имя ее семьи будет втоптано в грязь… Каким– то чудом она слышит позади обрывки их диалога. Наверное, потому, что от того, что происходит у нее за спиной, зависит ее будущее… Намеренно чуть замедляет ход, делая вид, что запуталась в шлейфе изумительно красивого платья.
– Традиционная марокканская свадьба…– слышит, как усмехается Туарег своим хриплым, чувственным голосом.
– Да, как положено, ты же понимаешь, от меня этого ожидали…
– Впереди брачная ночь? Тоже все согласно традициям?
Луэй лишь усмехается, тем самым давая утвердительный ответ.
– Ты останешься? После выноса полотна я оставлю ее отдыхать и можем пообщаться… Соскучился по тебе…– продолжает.
– После выноса полотна?– голос Белькасема еще сильнее охрип,– останусь обязательно… Я ведь не зря приехал на твою свадьбу…
Ее знобит и тошнит. Внутри не просто агония. Внутри паника, которая в буквальном смысле выворачивает внутренности наизнанку. Вот он, настоящий ад. Вот она, расплата за ее необдуманную выходку… Сотни раз Иштар перематывала в голове события тех роковых суток ее жизни– и не могла найти объяснения своим действиям… Она, умная, взрослая, образованная, осознанная, рассудительная и логичная… Знающая свое место в обществе, готовая и приученная с детства нести на себе гордое имя своей семьи… Как она могла так опрометчиво поступить? Как она могла настолько потерять голову рядом с этим совсем ей незнакомым мужчиной? Наверное, думала она, все дело в том, что ее «хорошесть» была искусственной… Иштар была плохая от природы, гнилая… Как иначе можно было оправдать ее сумасшедшие выходки и авантюры, которые все эти годы умело прикрывались деньгами и хорошо продуманными планами… Достойная девушка ее положения не могла совершать такое… Она бы даже не помыслила об этом, по крайней мере, так бы думали и говорили достопочтенные матроны и патроны ее окружения. А она совершала… Уезжала на другой конец света, пускаясь в очередное сумасшествие, нагло и бессовестно пользуясь доверием семьи… Смешнее всего было то, что весь этот обман и скрытность, которой грешила далеко не только она одна в их окружении, были прямым и неизбежным следствием практики табу и запретов, выстроенных косным, консервативным обществом, которые, как выяснялось, отнюдь не оберегали честь и нравственность подрастающего поколения, а, напротив, выпускали наружу самых страшных, извращенных джиннов… Чем был лучше ее брат, лет с пятнадцати погрязший в постоянных загулах с моделями по клубам Европы и Америки? Он хотя бы, насколько она знала, не грешил прочими видами извращенств, а сколько жутких, черных историй она знала и слышала о представителях других влиятельных семей региона… Наркотики, оргии, жестокость и насилие… Фиксеры только и успевали ездить за отпрысками богатых семей, зачищая оставленную ими грязь… Девушки тоже умело и искусно прикрывали свое двуличие, пользуясь любой возможностью оторваться, стоило им только оказаться за пределами всевидящего ока родительского надзора… Неудивительно, что, как тихо шепнула ей на ухо обрабатывавшая швы медсестра в клинике, главными клиентами по гимнеопластике в клинике были именно представительницы богатого Ближнего и Среднего Востока…
Только осознание этого не освобождало ее от удушающих мук совести и внутреннего стыда, что она оказалась такой же, что она подвела тех, кто ей безоговорочно верил, можно сказать, предала… Папа… Ее любимый папа… Как только она думала о том, сколько боли может принести ему правда о ее поступках, становилось нестерпимо плохо, на разрыв сердца, до паники, пульсирующей в горле… Их отец был настолько благороден и настолько искренне, самоотверженно доверял своим детям, что даже помыслить не мог о том, чтобы следить за их действиями. Это правило в их семье было железным и непреложным. Каждый имел право на личное пространство… Мать Иштар, Валерия, была слишком принципиальной, свободолюбивой и идейной жениной, чтобы позволять вот так копошиться в жизни самых близких людей… Более того, как она любила говорить, задумываясь о негативном опыте их прошлого, рыскать в грязном белье все равно бы доверялось кому– то из нанятой обслуги, а это лишь еще больше бы создавало опасность для семьи… Они уже это проходили… В свое время, именно от такого человека, приближенного и посвященного едва ли не во все тайны семейства, они и получили удар[1]… Да и сам Нуреддин всегда говорил, что его отец слишком сильно был помешан на тотальной слежкой даже за самыми родными… Ни им, ни ему это счастья не принесло, зато все годы настраивало детей против отца… Он не хотел так… Он хотел быть другом и союзником своим детям, чтобы в случае беды или проблемы они сами пришли к нему, а не боялись быть разоблаченными… Вот только она сама, как оказалось, не достойна была кредита столь высокого доверия… Лучше бы к ней приставили десяток телохранителей… Может тогда ее мятежный разум бы не восставал, сидел бы себе в клетке и не создал того хаоса и ужаса, в который, подобно болоту, погружалась сама и могла погрузить других правдой, которая может вскрыться…