Перед глазами все расплылось и потекло… Она открыла побледневшие губы, чтобы что– то сказать, но тут же почувствовала, как теряет почву под ногами и сползает вниз…

Это получилось автоматически. Он сам не понял, как инстинктивно подался к ней и подхватил, не дав свалиться на пол в бессознательном состоянии. И ему показалось, что на выдохе, когда ее глаза закатывались в беспамятстве, она произнесла «Туарег»… Мгновение замерло… Она снова была в его руках… Ее запах, ее хрупкость, ее теплота… Ее аппетитная грудь, теперь вжимающаяся к его тело через тонкую ткань платья… Закрыл глаза, теряясь во времени и ощущениях…

– Дай мою жену сюда,–  послышался непривычно жесткий, требовательный по отношению к брату голос Луэйя рядом. Нетерпеливо выхватил ее из рук Белькасема.

Тот словно, наконец, отмер. Восстановил самообладание. Посмотрел на брата, теперь собственнически сжимающего девушку в своих руках, снова перевел взгляд на нее…

– Девушке нужна помощь, Луэй. Дайте понюхать ей нашатырь и позовите доктора. Она, судя по всему, потеряла много крови. Посмотри на ее бледные губы…

Брат ничего не ответил Туарегу, но явно был недоволен, что тот пытался распоряжаться, как считал Луэй, его собственностью. Лишь ноздри недовольно раздувались.

– Положите Иштар на диван, давайте,–  вмешалась деловито Ваад,–  не стоит создавать драмы на ровном месте. Все мы через это проходили. Как у нас говорят, песок не снег, не растает… Пусть отлежится сегодня ночью, а завтра будет как новенькая…

Лицо женщины, смотрящей на девушку, вокруг которой уже активно вилась прислуга, приводя ее в чувства, в этот момент было каким– то заостренным, хищным…

Туарег быстро подошел к Луэйю, протянул ему руку в прощальном жесте.

– Я, пожалуй, все же поеду… Потом пообщаемся. Занимайся своей молодой женой, Лу. И не будь с ней животным, пожалей…–  последние слова произнес чуть слышно, только для ушей Луэйя.

Не дожидаясь ответа брата, развернулся, направляясь скорее из дома. До того момента, как она придет в себя и их взгляды снова неизбежно пересекутся…

Таша, Таша, Таша… Что же ты наделала, девочка… Зачем это все… В какой из кругов ада она их всех непроизвольно загнала и сколько им в нем теперь мучиться…

– Уже уходишь?– послышался знакомый низкий голос сбоку уже на выходе, когда Туарег подходил к своей машине.

Нехотя повернул голову. Он уже знал, кто к нему обращается… Кадаф в темноте, когда не было видно слегка прихваченной сединой головы и мелких морщин лица, казался до невозможности похожим на своих сыновей, особенно на Белькасема. Луэй был таким же статным и высоким, он забрал глаза и улыбку отца, но многое у него было и от матери. Старший же сын был похож на Кадафа, как его двойник, реинкарнировавшийся во времени… Даже самому Туарегу вдруг показалось, что это он стоит в темноте, смотрит на самого себя…

– Спешу, отец, прости,–  не стал сбавлять ходу.

– Не спешишь…– уверенно и спокойно парировал Кадаф,–  Прекрати, Кассум… Давай поговорим, я так соскучился…

Сын лишь поджал челюсть. Недовольно выдохнул, но все же остановился. Нехотя повернулся к отцу.

Луч от фонаря поймал на миг в свой светлый плен лицо Белькасема. Кадаф вздрогнул… Как бы другие ни поражались их схожести, для него сын был продолжением и воплощением Её…

– Как же ты похож на свою мать, сынок… Каждый раз смотрю на тебя, и сердце заходится в нестерпимой боли от ее утраты…

Туарег с силой сжал кулаки.

– Не смей, Кадаф… Не смей говорить о ней… Если это все, что ты хотел мне сказать, то до нескорой встречи…

Снова развернулся и теперь уже не обращая внимания на оклики отца, направился прочь из особняка своего брата. Прочь от боли, источники которой хоть и оставались позади, но продолжали жечь сердце… Старые раны, никак не желающие зарубцеваться, к которым теперь прибавились и новые…

***

Кадаф всегда спал один. Неважно, был ли он увлечен какой– то женщиной в конкретный момент, имел ли любовницу, содержанку, наложницу или очередную молодую жену– вторую, третью, четвертую, его спальня всегда оставалась его бастионом, доступ в которую был заказан для любой женщины, кем бы она ни была. Ваад тоже не стала исключением из этого правила, хоть и неимоверно бесилась по этому поводу… Он всегда засыпал один, руководствуясь смешной, юношеской, грубой поговоркой – «не живи там, где е…шь, не е..и там, где живешь»… Вот только истинную суть своего секрета знал только он… Возможно, Ваад тоже догадывалась, но стиснув зубы, искусно скрывала этот факт…

Только Она имела право засыпать и просыпаться с ним вместе… Когда– то…

Мужчина и женщина рядом друг с другом глазами и сердцем, а не только постелью…

Она любила вспоминать эту старинную мудрость своего народа… И он хорошо ее запомнил, слишком хорошо…

Все началось сорок лет назад. Двадцатипятилетний парень, которому казалось, что море по колено… Море песка… Он был опьянен свалившимся на него богатством и в буквальном смысле купался в нем, чувствуя себя бесстрашным и всесильным… Так всегда бывает с теми, кто ловит за хвост фортуну… Судьба благоволила Кадафу. Заключив на удачу выгодную сделку по покупке голой скудной земли в Бу– Гаффер, сын торговца– ремесленника из прибрежной Касабланки, за считанные месяцы стал единоличным владельцем одного из крупнейших месторождений золота в Северной Африке. Отец Кадафа не был большим человеком, не проходил он и институтов, но это не умаляло его умственных способностей и предприимчивой хватки, которые он с лихвой передал сыну в числе своих многочисленных жизненных уроков.

Я был слишком труслив, чтобы изменить свое будущее в прошлом, я слишком стар, чтобы менять его в настоящем, но ты можешь это сделать, сынок… И сын делал. У сына получалось.

Люди, прикрывая черную зависть напускным презрением, шептались ему вслед–  выскочка, сын торговца, нувориш (франц.–  «внезапно разбогатевший», в пренебрежительном контексте)–  последнее звучало очень часто, марроканцы так любили вплетать в речь французские словечки вне зависимости от того, хорошо ли они владели языком своей бывшей метрополии[1] или нет, флер «французскости» неизменно сопровождал их речь, будь она наполнена сладкой лестью или горькой ненавистью. Но ему было все равно. Он лишь смеялся им в лицо. Тогда еще он наслаждался подарком судьбы… Это позже тщеславие и амбиции отравят его, сейчас же он только заключил сделку с золотым шайтаном, тот еще ничего не потребовал у него взамен…

Кадаф полагался на свой ум, предприимчивость и удачу. А еще он полагался на интуицию… Каждый вечер он полной грудью вдыхал воздух закатного Марокко и чувствовал, что эта удивительная земля, его земля, готовит для него еще не один подарок… Ему казалось, что недра его родины должны открыть ему еще больше своих тайн, сделать еще более богатым… Больше всего загадок для нее являла великая пустыня… Эрг[2] манил его… Манил своими скрытыми богатствами… Он и сам не понимал эту свою интуитивную, сакральную связь с пустыней… Его, человека с берега щедрого Средиземноморья… Коренного жителя прекрасной Касабланки…