Вы же сами мне это п-предложили. — голос парня задрожал. Его лицо стало бледнеть, а лоб покрылся испариной.

— Господи! Андрей… Мальчик мой! — девушка с нежностью погладила его по голове. — Вахтанг не будет в таких тонкостях разбираться и поверит он мне, а не тебе. Можешь в этом не сомневаться. — она заглянула ему в глаза. — Ты меня понимаешь. Не смотри на меня так, не надо. Ничего не поделаешь… жизнь жестокая штука. И дураки в ней надолго не задерживаются.

— Надежда Владимировна! Как же так? Что вы сделали. Как вы так можете…

Девушка снова вздохнула.

— Ну вот, заплакал… Так я и знала, что этим все закончится. Ладно, не плачь. На платок. Утрись и слушай меня внимательно. Я, два раза не буду повторять. Слушаешь?

— Да… — прохныкал, вытирая глаза платком, парень.

— С этого дня ты будешь мне рассказывать все, что узнаешь, про финансовые операции в корпорации. Про все эти ваши акции, облигации и другие не знаю, как они еще там называются бумажки. Ты меня понял?

— Да. Понял. — парень растерянно кивнул головой. — Но зачем вам это? Нам запрещено это рассказывать. Даже вам.

— Я это знаю, — девушка снова ласково посмотрела на него. — Ты не подумай что-нибудь плохое. Это чисто женское любопытство. Просто я должна знать, что делает Вахтанг. Я не могу допустить, чтобы около него появилась другая женщина. А среди бизнесменов их сейчас полно. А он вдруг уезжает… Мне ничего не говорит. Вот как сегодня. И я не знаю для чего. То ли действительно по делам, то ли на свидание с какой-нибудь очередной своей знакомой… А мне это обязательно надо знать. Ты меня, надеюсь, понимаешь?

— Да.

— Вот и хорошо. А теперь иди к себе. Мне пора баю-бай. А то завтра Вахтанг приезжает и мне надо быть в форме. Давай иди. Не переживай. Все будет нормально.

— А вы никому не скажите?

Девушка грустно улыбнулась.

— Я же сказала, что нет. Ну, давай, я тебя по головке поглажу. Ладно, все, иди.

Лисовский выключил монитор и, сидя в кресле, долго смотрел в его черный потухший экран. Затем ни говоря не слова, встал и вышел из кабинета, осторожно прикрыв за собой входную дверь.

Серебристый "Бентли" стремительно мчался по широкой приморской автостраде. Надежда, высунув руку в окно, подставила ладонь теплому влажному воздуху и рассеянно глядела на, пробегающие мимо ночные ландшафты Лазурного берега. После недавно прошедшего дождя, чисто вымытый асфальт ослепительно блестел в лучах лунного света, а воздух легкий и прозрачный свободно вливался в ее грудь. По обеим сторонам извилистой автострады непрерывной лентой тянулись фруктовые сады. Деревья стояли в полном цвету, и ей казалось, что машина мчится по сплошному цветнику, окрашенному в белый и розовый цвета и вырваться оттуда уже никогда не сможет.

Сегодня весь день они с Гонгадзе провели в Каннах. Утром она сопровождала его на бизнес-ленч с деловыми партнерами, а вечером они побывали на помпезном открытии очередного Каннского фестиваля. Знакомый режиссер достал два пригласительных билета, и они с Гонгадзе попали во Дворец фестивалей через парадный вход.

Надежда, бросая обворожительные улыбки в пеструю толпу зрителей, не спеша поднималась по широкой устланной красными ковровыми дорожками, лестнице. Розовое вечернее платье плотно облегало ее стройную, изящную фигуру, а распущенные длинные волосы делали едва ли не самой очаровательной участницей этого торжества. На голове у нее разноцветными огоньками переливалась бриллиантовая диадема, подаренная ей Гонгадзе на обручение. Набросив на плечи легкий прозрачный шарф, Надежда немного кокетливо позировала многочисленным фотографам, снимающим ее для различных журналов и, поцеловав Гонгадзе перед телекамерой, со смехом сказала несколько слов знакомому репортеру светской хроники.

С трудом, выбравшись из толпы журналистов, они поднялись к украшенному иллюминацией входу в зал. На верхней ступени лестницы, Гонгадзе опять задержал какой-то корреспондент и видимо по предварительной договоренности, тот начал давать ему пространное интервью о внутреннем положении в России.

Постояв несколько минут рядом, Надежда безнадежно махнула рукой и, придерживая рукой, длинный подол платья, отошла в сторону. Увидев официанта, она знаком подозвала его к себе и взяла с подноса пенящийся прозрачными пузырьками бокал шампанского.

Неожиданно, кто-то осторожно взял ее за руку. Решив, что это очередной папарацци, она тяжело вздохнула и, состроив на лице брезгливо-недовольную гримасу, повернулась к нему.

Дмитрий Николаевич, одетый в элегантный черный фрак и галстук-бабочку, галантно поцеловал ей руку и, незаметно положив в ладонь, записку, слегка кивнул головой. Увидев его, Надежда растерянно улыбнулась и вдруг почувствовала, как ее лицо начинает заливаться краской смущения.

После встречи на обручении, они не виделись больше месяца. Гонгадзе повез ее в трехнедельный круиз, и они вернулась в Ниццу только два дня назад. За те полгода, что она жила на вилле, Надежда стала понемногу забывать Федорова. Но их неожиданная встреча месяц назад опять всколыхнула в ней старые чувства и разожгла их с новой, небывалой силой. Ее увлечение им стало напоминать какую-то болезнь. Она чувствовала, что сама себя загоняет в угол, но сделать с этим ничего не могла. Это чувство было выше нее, и у нее просто не было сил преодолеть эту зависимость от любимого мужчины. Оно превратило ее жизнь в какой-то кошмар. Вместо счастья приносило только страдание и разочарование. Оно разрушало и изматывало ее. Она не находила себе места и даже лежа в постели рядом с Гонгадзе не могла заставить себя не думать о Федорове. Видела перед собой только его лицо. Ощущала на себе его прикосновения. Слышала его голос. Ей казалось, что других мужчин на земле просто не существует. Ей был нужен только он один. Единственный! И только он мог сделать ее счастливой.

Она пыталась отвлечься от этих мыслей. Начала больше пить крепких напитков. Почти каждую ночь проводила в клубах. Старалась знакомиться с новыми людьми. Посещала друзей. Но все было тщетно… Как только она оставалась наедине с собой, лицо Федорова тут же вставало перед ней. Ласки Гонгадзе становились ей, невыносимы. Порывы бешенства и тоски все чаще овладевали ей. Страсть сжигала ее. За время круиза она сильно похудела, и Гонгадзе даже предложил ей показаться врачам. Она старательно скрывала от него свои переживания, была по-прежнему мила и ласкова с ним, но чувствовала, что так притворяться надолго ее не хватит и эту дилемму — остаться с Гонгадзе или уйти к Федорову, рано или поздно ей все равно придется решать.

Надежда застыла на месте, не сводя с Дмитрия Николаевича своих заблестевших глаз. Тот еще раз учтиво поклонился, и быстро обходя, корреспондентов и