– И что это такое в моей квартире происходит?

Обернувшись, все увидели невысокую худощавую женщину, которая с неудовольствием смотрела на них. Дама была уже в возрасте, но чувствовалась, что не оставила привычки нравиться. Лицо ее показалось Саше знакомым. То ли потому, что в нем просматривались черты Веры, то ли видел его когда-то на экране.

На всякий случай он спросил:

– Вы же Антонина Шурыгина?

Женщина кивнула.

– А вы тот молодой человек, с которым мы должны были поговорить о судьбе бедного Игоря?

– Я самый!

– Извините, мне пришлось уйти. Срочные дела, знаете ли. Но я вижу, вы в мое отсутствие не скучали. Перевернули тут все вверх дном. И зачем вы скинули Матильду с антресолей? Ногу ей еще зачем-то оторвали. И парик… Боже, Матильда умрет, если увидит себя в таком виде.

– Матильда и так не живая.

– Тсс! Умоляю вас! Не говорите так! Она может обидеться.

– Кто? Матильда? На что обидится? На правду не обижаются.

– Молчите! – топнула ножкой актриса. – Молчите, вы ничего не понимаете! О, какое несчастье! Дражайшая Матильда, простите! Какой конфуз. Разумеется, мы все поправим. Завтра же лучшие мастера из нашей театральной мастерской примутся за починку вашего наряда.

Приговаривая так, актриса одновременно приседала в реверансах перед растерзанной куклой.

– Парик мне ее! – прошипела она, обращаясь к собравшимся. – Живо!

Получив парик, она с тысячью извинений надела его обратно на голову кукле.

– Ногу!

Нога была воткнута обратно и закреплена.

– Салоп!

– Чего?

– Халат, болван! Халат, который был на Матильде.

– Не было на ней ничего. В одном исподнем валялась.

– Ва…валялась?

Шурыгина огляделась по сторонам.

– А это что висит? – указала она на тяжелый парчовый халат, богато расшитый золотом. – Подайте мне его немедленно!

Ирочка ущипнула Сашу за руку:

– Это же тот халат, в котором нас встретила обманщица!

– Вижу.

– Мы еще удивились, какая странная домашняя одежда. И он был на антресолях?

– Видимо, только эта вещь налезла на мошенницу. Шурыгина щуплой комплекции, а обманщица была дамой габаритной. Она бы просто не влезла ни в одну вещь из гардероба Шурыгиной. Размерчик не тот. А этот салоп сшит с размахом, он налез даже на такую толстуху.

Между тем Шурыгина продолжала обхаживать куклу, командуя полицейскими, которые безропотно выполняли все ее указания:

– Теперь посадите Матильду на стул. Нет! Что я говорю, посадите ее в лучшее кресло. Нет! Снова не то! Усадите госпожу Матильду на ее трон! Самый лучший! Самый прекрасный! Но и он недостоин того, чтобы на нем восседала Матильда великолепная!

И лишь после того, как кукла была водружена в лучшее кресло, актриса вновь вспомнила про своих гостей:

– Как вы смели трогать Матильду? Кто вам разрешил лезть к ней в опочивальню?

– Мы совсем не думали найти там куклу.

– Как?! Кукла! Не сметь так ее называть! Матильда – это символ! Фетиш! Амулет! Давно замечено: если она довольна, то премьера в нашем театре обязательно пройдет с большим успехом. А после того что вы натворили с ней, боюсь, нас ждет провал.

– Зачем же вы засунули такую ценную куклу на пыльные антресоли?

– Это особая пыль, доставленная с театральных закутков. Только такая Матильде по вкусу. А на антресолях у Матильды устроена опочивальня. Ее место на вершине. Она звезда, а мы все так убогие копии. Но вы порвали ее одежду! Испортили прическу! Оторвали ногу!

Кира пихнула Сашу в бок:

– Это она еще не знает, как ее Матильда без скальпа с антресолей грохнулась.

Но Шурыгина и так убивалась в полную силу:

– О, горе мне! – едва не рыдала она. – Рухнули все мои надежды на успех нашей премьеры!

– Вообще-то вам уже сказочно повезло. Ведь на антресоли мы лезли за вашим собственным телом.

Шурыгина намека Саши не поняла. Она вся была в своих мыслях.

И воскликнула:

– Да чтобы я осмелилась даже помыслить о том, чтобы оказаться там, где почивает прекрасная Матильда. В ее опочивальне! Это же святотатство! Никогда!

Полицейские заметно заскучали. У них были и другие дела на сегодняшний день.

– Мы уходим! Некогда нам тут с вами кукол упаковывать и перед ними поклоны бить. Если никто не погиб, оформляем ложный вызов и прощаемся.

Оставили Саше бумагу, по которой требовалось заплатить штраф, и ушли. А друзья остались. Им было необходимо пообщаться с Шурыгиной.

– Вы простите, что мы полезли на ваши антресоли. Дело в том, что мы думали, вы там.

– Да я бы никогда…

– И что вы там очутились не по своей воле.

– Как это?

– Что вас убила та женщина, которая принимала нас в этой квартире. Что она предварительно убила вас и спрятала ваше тело на антресолях.

Шурыгина попятилась.

– Что-то я не пойму, что за дикие мысли? И кто вас тут принимал в мое отсутствие? Какая еще женщина?

– Она представилась вашим именем.

– Как она выглядела?

– Крупная такая, голос хриплый, а вот лица мы ее не разглядели. Она сказала, что страдает от мигрени, и явилась перед нами с обмотанной шалью головой. Шаль также закрывала ее лицо. Теперь-то уж ясно, что она это сделала сознательно, чтобы мы не смогли опознать ее впоследствии.

– Самозванка! Чужачка вторглась в мой дом!

– Не совсем она и чужая, – покачал головой Саша. – Эта женщина была в курсе вашей семейной драмы. Она сразу же завела с нами разговор про Игоря.

– И что она вам рассказала?

– Его мать – Альбина Робертовна – оказалась в колонии за совершенное ею преступление.

– Правда. Это чистая правда.

Шурыгина выглядела изумленной.

– Но это же известно совсем немногим. Удивительно! Право слово, удивительно. А что еще рассказала вам эта особа?

– Сказала, что ездила к Альбине в колонию. И к маленькому Игорю в интернат, куда его поместили, отобрав у матери.

– И это правда! Но только это я навещала Альбину и Игоря. Я это сделала, а вовсе не какая-то другая баба! Кроме меня, к ней никто не приезжал!

– А кому вы об этом рассказывали?

– Сурикову. Трофиму Сурикову – своему бывшему мужу. В первую очередь после возвращения я кинулась к нему. Я надеялась, что мой рассказ о несчастьях Альбины и ее малыша пробудит в Трофиме совесть или хоть какие-то чувства. Я думала, что уж после такого он не сможет по своей любимой привычке остаться в стороне, что он поедет к Альбине, поддержит ее морально, утешит. А еще больше я надеялась, что Троша возьмет Игоря домой. Вот кого мне было по-настоящему жаль. Трофим обязан был защитить сына. Это же его ребенок. И ребенок не виноват, что его мать оказалась преступницей.