вагон Гайды. Представившись чешскому генералу, Пепеляев рассказал, что он только что тайно пробрался из Советской России в Сибирь, что послан он из Москвы подпольным «национальным центром», возглавляющим борьбу с большевиками, и что искал встречи с Гайдой по очень важному и не терпящему отлагательства делу. Потом, взяв с Гайды слово сохранить их разговор в тайне, Пепеляев рассказал, что московский «национальный центр» в полном согласии с союзниками пришел к решению установить в Сибири военную диктатуру и что диктатором выдвигают адмирала Колчака. Пепеляев просил Гайду подготовить чехов и склонить их не оказывать никакого противодействия намечающемуся перевороту.

— Единственный способ успокоения страны — это введение единоличной диктатуры, — убеждал он Гайду. — Управлять народом может только единоличная власть. Русский народ исторически привык к этому… Война требует введения единоличной военной диктатуры, этого хотим мы, этого хотят союзники. И адмирал Колчак единственно приемлемая для них кандидатура. Они знают его, он стоит вне партий и сможет объединить сейчас враждующие и борющиеся за влияние группы в правительстве. Союзники знают, что он ярый сторонник продолжения войны с немцами, и поддержат его. Он известен как большой военный специалист, его поддержит весь офицерский корпус…

Гайда выслушал Пепеляева, сказал, что и сам он склоняется к мысли о необходимости установить в Сибири военную диктатуру, и даже пообещал поговорить об этом с чешскими военачальниками.

Теперь Колчак сидел перед ним. Но что Гайда знал об адмирале? Очень мало. Он слышал, что до июльских дней семнадцатого года Колчак был командующим Черноморским флотом, что после возмущения матросов, отстранивших его от командования, уехал по приказу Керенского в Америку, что в Америке он не то участвовал в разработке десантной операции войск Антанты против турок в Дарданеллах, не то обучал американских моряков минному делу. Говорили, что тогда же он поступил на английскую службу, поехал куда-то в Бомбей, но потом вдруг появился в Харбине, формировал белые отряды в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги, а затем его встречали в Японии вместе с английским генералом Ноксом.

Ни намерении Колчака, вернувшегося в Сибирь, ни его политических взглядов Гайда не знал. Правда, служившие прежде вместе с адмиралом морские офицеры во Владивостоке говорили Гайде, что Колчак, рожденный в военно-дворянской семье, конечно, в душе крайний монархист, но что после революции он ничем этого не проявил и слыл во флоте офицером либеральным и даже настроенным демократически.

Все было смутно, непонятно, и Гайде страшно хотелось затеять с Колчаком серьезный политический разговор, чтобы разгадать мысли и планы адмирала. Однако Колчак был неразговорчив. Он либо отмалчивался, либо делал вид, будто озабочен только личными делами.

Гайда посматривал на Колчака, Колчак в задумчивости глядел в окно, и так в молчании они просидели за чайным столиком довольно долго. Гайда уже даже решил было, что вызвать адмирала на серьезный разговор не удастся, как вдруг Колчак заворочался в кресле, вздохнул и спросил:

— А как идут дела на фронте? Я очень плохо осведомлен о событиях…

— Все складывается вполне благоприятно, — оживившись, ответил Гайда. — Есть постановление союзного командования о том, чтобы чешские войска не покидали Сибири. Им объявлено, что тоннажа для их перевозки во Францию нет и что в их интересах продолжать борьбу против большевиков, пробиваясь к Архангельскому порту, занятому американскими войсками. Там, на севере, прибыло новое и значительное пополнение американских войск, здесь, в Сибири, спешно формируются и отправляются на уральский фронт русские отряды. Все это каждый день увеличивает противобольшевистские силы.

— А руководит операциями на фронте омское правительство? — спросил Колчак.

— Да, в некоторой степени… — сказал Гайда. — Омское правительство пока, правда, больше руководит работой в тылу. Им произведена мобилизация молодых солдат, формируются воинские части.

— А кем объединяется командование русскими и чешскими войсками? — спросил Колчак как бы между прочим.

— Объединенного командования всеми войсками еще нет, — ответил Гайда. — На тех участках, где русских войск больше, командуют русские военачальники, где больше чешских, — чешские.

— Это плохо, — сказал Колчак. — Вести борьбу без объединенного командования нельзя. Пусть хоть по оперативным вопросам, но оно должно быть. Сражающаяся армия должна иметь одну волю, а не десять воль…

— Да-да, конечно, одну волю, — поспешил согласиться Гайда. — И я надеюсь, что вопрос о едином командовании будет скоро улажен. Сибирское правительство, несомненно, войдет с нами в соглашение… Гайда помялся и прибавил: — На пост главнокомандующего объединенными войсками на фронте выдвигают мою кандидатуру. Как вы отнеслись бы к такому назначению?

Правая щека адмирала дернулась, словно от укуса комара. Он отвел глаза в сторону и сказал:

— Командование должно принадлежать тому, чьих войск больше на фронте. Я не знаю состава чешской и русской армий. Если чехи более организованы и в стратегическом отношении имеют большую ценность, то общее командование может принадлежать чехам — может быть, вам… Однако, если соотношение сил изменится в пользу русских, то должно быть русское командование. Иначе вопрос решать нельзя…

— Я тоже так думаю, — сказал Гайда. — Но ко мне это не имеет отношения, я дал согласие перейти на службу в русскую армию.

— Дали согласие? Кому? — спросил Колчак и беспокойно взглянул на Гайду.

— Председателю совета министров сибирского правительства Вологодскому. Кстати, он сейчас введен в состав директории. Мы встретились во Владивостоке. Он сейчас там улаживает дела с местными властями, — сказал Гайда и усмехнулся. — Там пять властей — консульский корпус, Хорват, Лавров, коллегия чиновников, земство…

Колчак, казалось, совсем забыл о том, что он случайный пассажир в этом поезде, пассажир, едущий по своим личным делам — разыскивать потерянную семью. Он слушал Гайду с какой-то сердитой настороженностью, точно каждое слово, сказанное чешским генералом, касалось непосредственно его — адмирала в штатском платье.

— И Вологодский предложил вам пост главнокомандующего?

— Да. Сейчас я еду в Екатеринбург, чтобы пока вступить в командование 3-й сибирской армией, но телеграмма в совет министров уже послана. Вологодский настаивает, чтобы немедленно был издан указ о моем назначении главнокомандующим, а генерала Иванова-Ринова просит назначить военным министром…

— Вот как… — сказал адмирал. — А кто же вместо вас