между привязанностью и апатией; ноги спотыкаются, пытаясь идти по этой узкой дорожке. Я оглядываюсь и вижу вокруг улыбки и смех, траву, которая где-то там зеленее, раскрытые глаза, сияющие улыбки, полные тепла сердца, слышу громкую музыку и нервное возбуждение недавних влюбленных от нечаянного прикосновения. Смотрю на себя – я стремительно двигаюсь в никуда.

Может, это просто фасад. Пустая маска, прикрывающая факт, что всем нам внутри больно оттого, что никакой гордостью не высушить море слез, годы страдания, и все мы ждем, когда разойдутся тучи, а страх осядет, как пыль. И знаете что? Иногда я просто устаю. Иногда едва могу выносить тяжесть собственного сердца, не говоря уже о весе мира на моих плечах. Иногда мне нужно личное пространство: без интернета и телефона, а иногда я просто хочу сбежать. Но в другие дни я слышу голос в глубине своего разума, каждый слог словно капелька света, он говорит: «Отчего же ты хочешь бежать, когда у тебя есть крылья? Лети». Так что это посвящается всем, у кого есть крылья, но кто все еще бежит ногами; не бегите, пожалуйста. Летите.

Лети, как поэтово перо по странице, лети, словно тебе двенадцать, и ты только что загадал самое заветное желание, и задул свечу с пламенем размером в солнце, и комната погрузилась во вселенскую темноту. Лети, как полночь, как лунный свет, как велосипедист с холма, в наушниках и не держа руль. Лети, как бегун в парке, против заката, ни о чем не жалея, словно все ошибки прошлого смыты. Лети, словно тебя заметил тот, в кого ты тайно влюблен, увидел, как ты летишь, и подошел к тебе с розами и конфетами пригласить на свидание, за свой счет. Лети, словно ты не переставал верить в любовь. Лети, словно ты не один такой. Было время, когда все в твоем воображении было реально. Твой разум – самый мощный инструмент из всех возможных; второй после сердца, которым ты чувствуешь, а они состоят из одного и того же, так что… лети.

Лети, будто ты не волнуешься о днях, месяцах и годах, на которые постареешь, потому что каждый день ты такой молодой, каким уже не будешь, и потому что мы живем вечно: в каждом сне, каждой мечте, – мы храним кусочек себя, только чтоб поделиться с другими.

Итак, это все для тех, у кого есть крылья, но кто все еще бежит. Не бегите – летите.

$3011

Майкл выходит и быстро идет к туалету, пока толпа аплодирует поэту. Он бежит к раковине, открывает холодную воду и плескает на щеки. Смотрит в зеркало, на уставившееся в ответ лицо – лицо, которое он забывает – лицо, которое должно быть забыто. Глаза наполняются слезами, слезы текут, из ручейка становясь рекой. Мне страшно. Я чувствую эту близость, чувствую дамоклов меч над головой, готовый вот-вот упасть, в любой момент, и мне страшно. Но чего я боюсь? Выхода нет.

Все решено, я сам решил. И я решение не изменю. Но что это за чувство? Я стал легче, легкость, свобода. Так лучше всего, потому что, в отличие от всего остального в жизни, я сам сделал этот выбор.

Дверь открывается, кто-то входит. Майкл брызгает в лицо водой, чтобы скрыть слезы. Возвращается на место рядом с Бангой, который ничего не спрашивает и даже, наверное, не заметил его краткого отсутствия. Майкл оглядывает помещение в поисках поэта, но тот ушел. Поэт ушел, но слова остаются.

– Мне стало легче, чувак. Тяжесть спала, – говорит Майкл Банге, когда они возвращаются на такси в Саут-Сайд. Улицы тихи и пронизаны мирностью его внутреннего состояния, которая струится, как лунный свет с чистого ночного неба.

– О чем ты? – отвечает Банга, широко улыбаясь.

– Не знаю. Просто так чувствую. Знакомое чувство?

– Да, чувак, – смеется и кивает Банга, откинувшись на спинку, держа руль правой рукой, смотря то на дорогу, то на Майкла. – Да, понимаю.

Они уже близко к дому, едут мимо толстого вооруженного охранника.

Подъезжают к месту, где они обычно замедляются и сворачивают на парковку, но Банга не сбавляет скорость и едет дальше.

– Давай развлечемся, – говорит Банга прежде, чем услышит возражение. – Хочу свозить тебя кое-куда развеяться. Еще ведь рано. – Час ночи. Уже не рано, но Майкл следует плану Банги.

– Круто. Куда едем?

– В крутое место. Бар. Выпьем по чуть-чуть, и по домам, – отвечает Банга.

Майкл молчит, ведь поэтические чтения, где он воспрянул душой, прошли отлично, так почему бы не продолжить в таком духе до самой ночи?

Они едут все дальше на юг города и оказываются наконец в пригороде. В таинственном шорохе листьев все кажется подозрительным. Они один за другим проезжают белые дома на три спальни с белыми же заборами, лужайками и садами. Банга снижает скорость и въезжает в промышленную зону. Немного поодаль припаркованы фуры, повсюду стоят склады, большие баки и пустые коробки. Банга паркуется, они выходят из машины.

Диковатое место для бара. Но в Америке все может случиться. Ярко светит полная луна.

Они подходят к складу мимо столбиков-разграничителей и прямо к едва заметной двери, скорее похожей на временную железную ширму. Перед ней стоят два вышибалы, выглядящие так, будто провели лучшие годы жизни в темной камере.

Банга подходит к одному из них, другой не обращает на гостей внимания – он разговаривает с кем-то через гарнитуру. Охранник охлопывает Бангу сверху донизу, спереди назад и машет, чтобы тот проходил. Майкл следующий. Он идет за Бангой. Сердце колотится в дурном предчувствии. Внутри Банга подходит к девушке на ресепшене, что-то говорит и незаметно дает ей деньги.

Они проходят по узкому коридору к следующей двери, из-за которой доносится громкая ухающая музыка. Банга открывает дверь, они заходят. Майкл смотрит на бар: десятки девушек в бикини всех цветов кожи танцуют и крутятся; красивые, подтянутые, чувственные; таких обычно видишь в музыкальных клипах, ну, и других видео. Бармен, тоже девушка, подает напитки. Они берут выпить и идут дальше. Майкл следует за Бангой, они находят местечко, где можно стоять незаметно, но достаточно близко к центру, чтобы смотреть на проходящих мимо официанток в бикини. Майкл смотрит на центральную сцену: пилон от пола до потолка сияет, словно сделан из волшебного металла. Стрип-клуб! Мать твою, это же стрип-клуб!

Глава 20

Саут-Сайд, Чикаго, Иллинойс; 1.15

Майкл старается выглядеть так, будто он вполне в своей тарелке, хотя это не так. От дискомфорта как будто жучки бегают по всему