— Да ладно, не переживай. Вот сейчас точно выпадет. Я прям чувствую.

— Да пошел ты! У меня уже почти ничего не осталось.

— Слушай, вот я сейчас поставлю, хочешь, половину выигрыша тебе одолжу, чтобы ты отбился? Ну точняк, сейчас выпадет. Задницей чувствую. — И он попросил у официанта еще два коньяка.

— На, выпей. Расслабься. Ты слишком трясешься. Легче надо к этому относиться.

Гавр пригубил из рюмки. Может, парень прав. Он сдрейфил на самых последних секундах, и шарик это почувствовал. Недотянул всего одного деления. Надо поставить, только свое.

— Свое поставлю. Давай. — Весь выпитый коньяк распространился по организму, и Гавр уже был по-настоящему пьян. Его даже немного пошатывало. Да и не ел он весь день. Голодный видит острее — всегда считал он.

— Вот, молодец. — Иван отсчитал половину оставшихся фишек, и они снова поставили на ноль.

Гавр остался без единой фишки. Он чуть не плакал.

— Слушай, ну прости. — Парень явно чувствовал себя неловко. — Но я-то ведь тоже проиграл. Давай, я сейчас все свое поставлю. И половину дам тебе взаймы, чтобы ты отыгрался. Будешь ставить куда хочешь. Не стану тебе ничего советовать.

— Делай, что хочешь. — Гавр допил залпом свой коньяк. И даже не смотрел на крутящуюся рулетку. Лишь когда услышал четыре буквы, громко и бесстрастно произнесенные крупье, подумал, что сойдет сейчас с ума.

— Ну что, будешь отыгрываться? Тут на четыре тысячи. — Иван, сияя, как смазанный маслом блин, подвинул к нему фишки.

Может, уйти? Ладно, хрен с ним, что все потерял, так уже и должен. А вдруг не повезет и дальше? Однако рука сама потянулась за аккуратной стопочкой.

— Слушай, откуда столько денег, если не секрет?

— Да папаша на день рождения подарил, прям специально поиграть. Совершеннолетие отметить! А я здесь еще кучу выиграл, ты ж видел.

— А, ну да. — Гавр аккуратно распределил фишки по полю. Немного выиграл.

— Ну вот, крути! — бодрил его сосед.

Гавр играл очень осторожно и униженно просил про себя у богинь прощения. После небольшого проигрыша и трех скромных выигрышей они решили отметить, что дела вновь налаживаются. Гавр хотел отказаться, но хмель отключил силу воли, и он подумал: ничего страшного. Ноги уже стояли неуверенно, голова соображала плохо. Он бы лег сейчас и заснул, но надо было отбить деньги. Он ставил и ставил. Уже в расплывающемся сознании распределил значительную часть суммы по полю и… все проиграл. Крупье сгреб его фишки, Гавр стоял, держась за бортик столика, и шатался, повесив голову.

— Давай я тебя до дома довезу. Меня папашин водитель на улице ждет. А потом разберемся с бабками. Фигня все это. Покажешь дорогу? — Гавр мотнул головой и с Ваниной помощью вышел на улицу. Над Москвой вставал рассвет. Перед выходом с бульвара стояла красная спортивная «БМВ». — Права еще не успел получить. Но как только, прокатимся с ветерком!

Они довезли его до дома, и Иван проводил Гавра до квартиры. А на следующее утро пришли двое мужчин, простеньких таких, тоже в джинсах и фуфайках, не таких уж и амбалов, и сделали ему первое предупреждение. Вид у них был вполне безобидный, но говорил один из них столь убедительно, что у Гавра похолодело внутри, как от шоковой заморозки овощей, и в горле застрял большой замороженный баклажан. Он должен вернуть сыну очень важного человека — тебе понятно? — переспросили они его — очень важного и очень серьезного человека всего-навсего десять тысяч долларов. Сделать это нужно в течение недели, и то только потому, что они добрые. Они надеются, что он парень понятливый и раз нашел денег на казино, найдет и на возвращение долга. А если он решит идти в полицию, то просто-напросто туда не дойдет, потому что за ним будут следить. Десять тысяч не такая уж большая сумма, чтобы из-за нее рисковать жизнью. И в конце своей убедительной речи человек похлопал его по щеке и улыбнулся, а в глазах его плавала чернота.

* * *

Вечером следующего дня Владлена открыла пластиковую полуторалитровочку светло-желтого пива, самого дешевого, что продавалось в местном сельпо (пока надо поэкономить, неизвестно, что ее ждет), надорвала большой пакет сухариков и села на диван перед телевизором ждать передачу «Дорожные происшествия». За окном было гораздо темнее, чем обычно — судя по всему, надвигалась гроза. Сначала вдалеке, а потом и совсем где-то близко загрохотал гром, и первые крупные капли ударили по крыше. Завывал ветер, и черные тучи завалили небо. Как там Коленька? Обещал приехать, но даже к телефону не подходит. Из-за этих похорон на несколько дней остановятся работы на участке. Адвокатишка не посмеет запретить ей прибирать садик, он ведь уже почти ее. Не зря же она столько возилась в ночи с его колесом, рискуя быть пойманной. А может, и котлеточка позднее сработала, а что — организм у всех по-разному на крысиный яд реагирует. Она посмеялась своей шутке. Испорченное колесо плюс головокружение равно серьезной аварии, возможно, со смертельным исходом. Но если уж ей сильно не повезет, то по крайней мере пройдет порядочно времени, пока он будет на больничной койке валяться. И тогда она уж точно придумает, как его извести. Залпом выпила стакан кислого пива и утерла губы тыльной стороной ладони. Когда раздались позывные передачи, она подалась всем телом к телевизору и стала жадно ловить каждое слово ведущего, застыв с надкушенным сухариком в руке… «на тридцатом километре Новорижского шоссе произошла автомобильная авария. Иномарка на высокой скорости врезалась в дорожный отбойник… по предварительной версии, из-за отлетевшего во время езды колеса. Полученные травмы…» Молния резанула небо над домом, свет выключился, телевизор вспыхнул черно-белым экраном и погас. Владлена матерно выругалась:

— Вот уроды! Уже второй раз за сегодняшний день!

Комнаты погрузились в темноту, за окном громко шуршал дождь. Она настороженно огляделась, потом на ощупь прошла по коридору к кухне, достала и зажгла свечу. Пошла к входной двери — заперта. Потом решила проверить везде окна, закрыты ли. Задержалась в комнате Марка, к ее удивлению, она была не заперта, подошла к столу, приоткрыла один ящик, задвинула — действительно, чего ее закрывать-то, искать здесь больше нечего. Из-под Ольгиной двери тянуло холодом. Постояв в нерешительности, домработница вошла, озираясь по сторонам. Как жутко здесь сегодня. Не найдя в себе моральных сил встать коленями на Ольгину кровать, она отодвинула ее. «И как эта дура малахольная придумала так ее поставить? В окно ей все хотелось смотреть! А мне вечно через нее лазить, чтобы это окно то закрывать, то открывать, убирать дерьмо, носить жратву, подтирать, читать, и что за это…»

Она чувствовала, как гнев снова накрывает ее тяжелой волной, начинает краснеть лицо, потеть затылок. Владлена поставила свечу на бортик кровати, чтобы дотянуться до рамы. Занавеска рвалась на улицу белым флагом. Тучное тело Владлены потянулось за вырывающейся тканью, и жирное бедро в синих хлопчатобумажных трениках, неуклюже повернувшись, задело свечу, она упала, и покрывало на кровати моментально вспыхнуло. Владлена, пока ловила занавеску, за шумом ветра заметила это не сразу, но, услышав сзади треск синтетики и почувствовав запах дыма, обернулась на оранжевые всполохи, в ужасе сорвала занавеску и стала забивать ею пламя. Однако огненный цветок разрастался, больно обжигал, перекинувшись на тюль в ее руках. Схватив подушку, она стала лупить ею по полыхающему покрывалу и, поняв тщетность своих усилий, сгребла горящие тряпки в кучу. Перед тем, как полыхающим комом выпасть на улицу под проливной дождь, они больно лизнули ей лицо, опалив волосы и ресницы. Домработница захлопнула окно, потом долго смотрела в угасающие язычки пламени, проевшие черные дыры в белом белье, и тяжело дышала. «Привет от хозяйки, привет от хозяйки и ее кошки», — ухмыляясь, шумели деревья в саду, черными ветками царапая небо. Владлена передернулась и направилась к себе в комнату, выставляя руки вперед, шаркая тапками, постоянно оборачиваясь и останавливаясь, чувствуя чье-то незримое присутствие за спиной. Закрыв дверь комнаты изнутри на ключ, она села и стала ощупывать саднившие ладони.