Ветви деревьев цепляли ее за одежду. Не раз и не два она спотыкалась на неровной земле, а как-то запнулась за изогнутый кверху корень. Но ни одна из этих помех не заставила остановиться и, может быть, образумиться. Серентия просто раз за разом вскакивала на ноги и продолжала бег. Буйство чувств туманило разум.

Вдруг ей навстречу из зарослей выступил человек. Не обращая внимания на встречного, Серентия помчалась дальше и, только почувствовав его стальную хватку, начала мало-помалу возвращаться к действительности.

То есть, открыла рот, чтоб закричать… однако ладонь в латной рукавице немедля заглушила крик. Серентия рванулась из рук неизвестного, но еще один, появившийся сзади, удержал дочь торговца на месте.

Первый склонился к ней ближе. Низко надвинутый на глаза капюшон придавал ему жутковатый, едва ли не призрачный вид.

– Тихо, девчонка, – прошипел он. – Тихо, не то придется тебя наказать!

Тут Серентия разглядела во мраке еще несколько точно таких же силуэтов – воинов в латах, в капюшонах, скрывающих пол-лица… Поначалу она приняла их за охранников инквизитора, однако символ, блеснувший в лунном луче на кирасе переднего, оказался знакомой треугольной эмблемой Церкви Трех.

Серентия попыталась хоть что-то сказать, хоть как-то объясниться, однако прибытком от всего этого оказалась лишь быстрая, болезненная пощечина.

– Брат Рондо! Поосторожнее с девочкой!

Негромкий, мягкий, сердечный, этот голос напомнил Серентии отцовский. К двоим державшим ее подъехал темный, немалого роста всадник на чудовищной величины жеребце. Едва всадник спешился, суровые воины, окружавшие девушку, отпустили ее и пали перед ним на колено. Никем более не удерживаемой, Серентии отчего-то захотелось последовать их примеру.

– Прошу простить меня, о преосвященный, – с тревогой пробормотал воин по имени Рондо.

– Твое усердие весьма похвально, брат, однако над деликатностью требуется еще поработать.

Коснувшись капюшона Рондо рукою в перчатке, новоприбывший вновь устремил взгляд на Серентию.

– Не нужно так трепетать при виде меня, дитя мое. Не бойся, я тебе друг.

Вблизи дочь торговца смогла разглядеть черты лица незнакомца. Сильную бледность кожи оттеняли пышные, волнистые темные волосы и густые брови. Элегантные усики придавали ему весьма царственный вид, улыбка, подобно голосу, напомнила Серентии об отце.

– Я – Малик, верховный жрец Ордена Мефиса, одного из…

– Из орденов Церкви Трех, – почти беззвучно пролепетала Серентия, невольно склонив голову.

– Да ты нашей веры! Какая радость! – воскликнул Малик, протягивая ей руку, и девушка, не без колебаний, протянула в ответ свою. – От всей души прошу извинить излишнее рвение нашего брата Рондо. Всем нам не терпится завершить поиски, и…

Последние слова заставили Серентию насторожиться. Ей тут же вспомнилось все, что случилось в деревне – особенно как люди Собора вмиг объявили Ульдиссиана виновным, не дав ему слова сказать. Если поначалу с появлением Малика на сердце сделалось легче, то теперь…

Должно быть, верховный жрец заметил ее тревогу.

– Ну, полно, дитя мое! – заговорил он, склонив голову набок. – Я ведь сказал: я тебе друг! Теперь же я чувствую в тебе отторжение… а еще… а еще…

Сдвинув брови, Малик без позволения коснулся ложбинки между ее грудей.

– А еще чувствую, что ты – не та, кого мы ищем. Да, в тебе есть некая искра, но она слишком, слишком слаба…

– Ульдиссиан! – против собственной воли выпалила Серентия.

Густые темные брови Малика поползли вверх.

– Ульдиссиан? Вот, значит, как его звать… И ты полагаешь, он – тот самый, кто нам нужен?

Серентия накрепко стиснула зубы.

Коленопреклоненный брат Рондо встрепенулся, приподнялся, но Малик взмахом руки велел ему опуститься. Верховный жрец склонился вперед так, что его лицо, а особенно – глаза, заслонили от взора Серентии все остальное.

– Вижу, ты напугана… но чем? Вот если только…

Тут он заулыбался шире прежнего, блеснув в полумраке безупречными, без единой щербинки зубами.

– А-а, Собор! Ну, как же, как же! Несомненно, все дело в их инквизиторах!

Однако Серентия упорно молчала, хотя точность его догадок заставляла задуматься: уж не умеет ли он читать мысли?

– Собор… тогда твое недоверие вовсе не удивительно. Брат Рондо, не привозил ли кто из гонцов известий о гибели не только наших братьев, но и служителей Собора?

– Так точно, о преосвященный, привозил. В деревне Серам, как было сказано. Убийство нашего миссионера отличалось особой жестокостью…

– Да-да.

Знаком велев ему замолчать, Малик обратился к Серентии:

– Ну, а Собор обвинил во всем твоего Ульдиссиана, не так ли?

– Да, – наконец, отвечала девушка, чье недоверие мало-помалу пошло на убыль.

– Обычный для них подход. Если им чего-либо не постичь, от непостижимого непременно нужно избавиться. Сколь горестен день, когда этот Пророк начал проповедовать свою вздорную ересь…

Шагнув к Серентии, верховный жрец встал с нею рядом и ободряюще обнял ее плечи.

– Но мы-то не из Собора, дитя мое! Церковь Трех неизменно учит решать дела миром, тебе ведь об этом известно? Вот и хорошо! Мне вовсе не хочется, чтоб ты полагала, будто мы явились ради того же самого, что и они! Нет, мы здесь затем, чтоб поступить в точности наоборот, а наша с тобою случайная встреча в сию благословенную минуту, несомненно, есть знак, ниспосланный свыше! Ты сможешь отвести меня к своему Ульдиссиану, и со всеми нашими затруднениями будет покончено…

– Но…

Внезапно Серентия почувствовала, как трудно ей собраться с мыслями. Все в голове перепуталось – совсем как в ту минуту, когда с нею заговорила Лилия. Однако тут ей кое-что вспомнилось. Ульдиссиан направлялся в великий город… и уж точно не желал иметь дело ни с какой сектой, будь то хоть Собор, а хоть Церковь.

– Нет, не могу. Ульдиссиан не хотел бы, чтоб я…

Малик напружинился всем телом. Рука его внезапно скользнула за спину Серентии, легла на шею у основания черепа. Почувствовав боль в затылке, Серентия хотела было вскрикнуть, да только язык не послушался. Тело тоже слушаться не желало. По-прежнему исправно служил ей один только разум, но он оказался пленником недвижной бренной оболочки.

– Как жаль, что ты не желаешь прислушаться к голосу разума, дитя мое, – заметил рослый священнослужитель. В его голосе больше не чувствовалось ничего умиротворяющего. – Однако к своему Ульдиссиану ты нас все же проводишь. По коням! – скомандовал он, бросив взгляд на мироблюстителей. – Живей!

Мироблюстители дружно повскакивали в седла, а Малик подвел Серентию к собственному коню. Вблизи его жеребец отчего-то внушал нешуточную тревогу, но ноги Серентии, послушные воле верховного жреца, не позволили отпрянуть прочь. Вместо этого она взобралась на спину коня впереди пленителя, а тот, одной рукой ухватив поводья, крепко обнял ее второй.