– Что ж, ты сам это на себя и навлек. Господин получит тебя живым, дитя мое, пусть даже я представлю ему только твое едва бьющееся сердце.

С этими словами он откинул крышку шкатулки.

Ульдиссиан невольно втянул голову в плечи… но тут же увидел, что в шкатулке нет ничего, кроме трех блестящих драгоценных камней. Несмотря на неверный, пляшущий свет костра и отделявшее его от верховного жреца расстояние, он, сам не ведая как, сумел разглядеть каждый – и синий овальный камень, и золотистый, прямоугольный, и самый крупный, чистой воды бриллиант, имевший форму слезы. Самоцветы лежали в шкатулке в специальных выемках, количество которых указывало на наличие четырех камней, однако четвертое гнездо было пустым.

– Ты что же, мзду мне предлагаешь за обращение в твою веру? – охваченный любопытством, спросил он.

В ответ Малик провел по каждому из самоцветов кончиком пальца.

– Нет. Я намерен заставить тебя молить о позволении обратиться к ней.

Мироблюстители разом прекратили свои бесплодные атаки и отбежали к верховному жрецу. Малик не обратил на них внимания. Его больше интересовало открытое пространство между ним и Ульдиссианом.

Миг – и там, над землей, заклубился едкий дым, никак не связанный ни с костром… ни с каким-либо прочим зримым источником.

Одолевший и магнетические чары, и сокрушительную тяжесть, и ожившее пламя, дыма Ульдиссиан не страшился. Набрав в грудь побольше воздуха, он шагнул вперед. Ему бы только пройти сквозь дым, а там и до горла церковника недалеко…

Однако сзади раздался необычайно пронзительный, тревожный крик Лилии:

– Нет, Ульдиссиан! Не так, не так! Берегись прячущихся в дыму!

Не успел ее голос отзвучать, прямо перед крестьянином возникла жуткая тварь. В клубах дыма мелькнули бритвенно-острые шипы над чем-то вроде трех рук и огромная, формой напоминавшая луковицу голова, с виду слишком тяжелая для любого обычного живого существа. Зловеще блеснув двумя парами изжелта-белых глаз, диковинная тварь шагнула Ульдиссиану навстречу…

И тут страшилище в мгновение ока окуталось сверкающим серебристым ореолом. Высоко вскинув все имеющиеся конечности, тварь испустила негромкий сдавленный хрип… а затем попросту растаяла в воздухе.

Но если от этого ужасающего противника Ульдиссиан каким-то чудом избавился, из дыма на смену ему появились еще два потусторонних создания – каждое в своем роде еще причудливее того, которое только что сгинуло. Тело первого с виду казалось только-только освежеванным, и состояло из ног, с когтистыми ладонями вместо ступней, вкупе с бочкообразным туловищем да жилистым шипастым хвостом. Головы у монстра не было – лишь зияющая дыра наверху, уснащенная кошмарными острыми выростами вроде зубов, щелкнувшими в воздухе перед самым Ульдиссиановым носом.

Его адский собрат являл собой нечто вроде скелета с головою изголодавшейся хищной птицы. Над плечами птицеголового торчала пара недоразвитых перепончатых крыльев, руки заканчивались не ладонями, не когтями, но многочисленными присосками, а ноги изгибались назад, точно лапки кузнечика.

Где-то позади них, в отдалении, за пеленой дыма, прозвучал голос Малика.

– Люцион, – только и вымолвил верховный жрец.

Птицеголовый с невероятным проворством прыгнул вперед. Только что стоял перед Ульдиссианом, а в следующую секунду врезался в крестьянина. Сбитый с ног на землю, Ульдиссиан услышал басовитый скрежещущий звук с той стороны, где возникла вторая тварь.

Конечности с присосками потянулись к груди и горлу человека, и способ помешать врагу у Ульдиссиана нашелся только один. Схватив руками устрашающие лапы врага за запястья, мужчина стал удерживать верхнюю часть птицеголового от себя как можно выше.

– Они, дитя мое, оставят в тебе как раз достаточно жизни, чтоб Примасу было, над чем потрудиться, – небрежно заметил Малик, перекрывая шум схватки. – Не более.

Попробовал Ульдиссиан изгнать их, подобно огненному голему, но эти создания оказались, скорее, сродни тому самому демоническому охотнику из лесной чащи. Нет, эти даже превосходили ту тварь. Сам не понимая, отчего, Ульдиссиан был уверен: монстр, уничтоженный им на днях, куда ничтожнее этих злобных чудовищ.

Над головой Ульдиссиана навис длинный острый клюв. Он ожидал, что тварь схватит его, а то и попробует пробить клювом череп… но вместо этого враг, разинув клюв во всю ширь, испустил раздирающий уши визг, от которого в теле крестьянина затряслись, задрожали все косточки, визг без конца и перерыва…

Казалось, под напором этого жуткого визга Ульдиссиан вот-вот лишится чувств. Оставалось одно. Превозмогая боль в ушах, крестьянин решился выпустить одно из запястий птицеголового, потянулся освободившейся рукой к его клюву, но, стоило разжать пальцы, присоски тут же прилипли к груди.

Где бы они ни коснулись кожи, тело пронзала тупая, леденящая кровь боль, но Ульдиссиан, как и прежде, не мог допустить, чтобы она взяла над ним верх. Напрягая все силы, он дотянулся до клюва монстра и с громким натужным воплем сжал его, накрепко сомкнул челюсти. Птицеголовый замотал головой в попытках освободиться, однако тянуть из человека то, что Ульдиссиан счел ничем иным, как жизненной силой, не прекращал.

По-прежнему одолеваемый головокружением, Ульдиссиан попытался отпихнуть врага от себя. Но тут кто-то схватил его за ноги и, заодно с навалившимся сверху птицеголовым, поволок по земле… да не куда-нибудь – прямо туда, где он в последний раз видел второго демона.

Вовсе не жаждавший выяснить, какие ужасы готовит ему вторая тварь, Ульдиссиан удвоил усилия, но от первого врага освободиться не смог. Та сила, что исправно защищала его до сих пор, отказала напрочь, и ему оставалось только гадать, в чем тут дело. Может быть, в том, что он непривычен подолгу управляться с нею в столь безрассудной манере? Будь у него время, Ульдиссиан наверняка разобрался бы, как без труда одолеть и то и другое страшилище, но времени-то сейчас и нет!

Смерти он, памятуя о том, что нужен Малику живым, не боялся, однако в остальных отношениях его самочувствие верховного жреца более не заботило. Измочаленного, окровавленного, едва дышащего обрубка, очевидно, будет вполне довольно, чтобы порадовать его господина, загадочного и явно не отличающегося состраданием Примаса.

Тем временем ненасытные присоски птицеголового уже порядком изнурили его. Ульдиссиана охватил страх: что станется с остальными, если он проиграет бой? Особенно ярко вспыхнул в памяти доверчивый взгляд Лилии… Несомненно, их всех истребят, если уже не истребили. Ульдиссиан ведь понятия не имел, хватает ли его защиты хоть кому-то из троих спутников, и, кстати сказать, что случилось с Ахилием, который ушел охотиться, да так и не вернулся. Вдруг лучник погиб первым, убитый мироблюстителями еще в лесу…

Онемение, охватившее ступни, мало-помалу ползло дальше, кверху, и винить в этом – Ульдиссиан знал – следовало не птицеголового. Выходит, за него принялись оба демона, а если так, ему наверняка конец.