class="p1">— Так в пехоте-на, в Желтугинской-ять республике-на с хунхузами-ска… Уж мы их мочили-мочили, мочили-мочили… Вся Маньчжурия-ять сралась кипятком, когда батальонная колонна саянов-ять — тобиш-та нас-х по большаку траками громыхала-врот!

Саянами китайцы русских зовут. И наплевать им — орки это, гномы или белоголовые вологодские парни. Все русские на одно лицо! Наконец Зборовский повернулся ко мне:

— Ну что, Пепеляев, как думаешь — мое лекарство не хуже болезни? — и похлопал по цевью автомата. — Не перебор?

— Лекарство хуже болезни? — я призадумался. — Знаешь, это даже не лекарство. Это вакцинация.

— Вот как? — удивился молодой градоначальник. — А ну — отсядем!

Мы отодвинулись к самому заднему борту, туда, где из-под колышущегося края брезента задувал морозный ветер. Мужики уже достали термосы и грелись взятым из дома чаем — до моста было ехать минут двадцать.

— Ты что-то знаешь, чего не знаю я? — поинтересовался Зборовский. — Это как-то связано с демонстрацией, которую провели опричники?

— Какой демонстрацией? — удивился я.

В последние дни я с головой окунулся в школьную жизнь и малость выпал из информационного пространства.

— Так Игнатия Чарторыйского колесовали, не слыхал? — поморщился Женя. — По телику же показывали казнь в прямом эфире! За сношения с заведомо враждебной державой. Это командира Белорусского опричного полка, представь! Приехали специалисты из Александровской Слободы, менталисты из Рюриковичей — и раскололи его в два счета. Его, еще пятнадцать офицеров от штабс-капитана и выше буквально вчера предали лютой смерти. Чистка рядов по самым строгим лекалам! Плюс — аппарат наместника трясут страшно, головы летят пачками. Правых, виноватых — черт его знает… По официальной линии информация дошла, это пока не разглашается.

— Засучили рукава, — сказал я. — Аврально работают, чтоб меня. Я даже не знаю, что страшнее — когда опричники засучивают рукава, или…

— Или? — наклонил голову Зборовский.

— Или то, что случается, когда засучить не успели.

Откровения царевича Федора заиграли новыми яркими красками. Что там с планами Дмитрия Иоанновича вырисовывалось? Десять опричных полков? Тотальный сыск? Вот уж где воистину лекарство может быть хуже болезни. Если служивым государевым людям доведут план — арестовать сто изменников и подпанков на квадратный километр, они найдут сто десять, потому как — показатели! И в местных реалиях это будет не пятнадцать суток и штраф в тысячу денег, о, нет!

Хотя Чарторыйского мне, если честно, жалко не было, во время дела с Инлуном он показал себя настоящим говнюком, но… Колесование, серьезно? Какое-то варварство.

— Зборовский, — я хлопнул его по плечу. — Ты — лучшее, что могло случиться с Вышемиром. Мы как-нибудь сами у себя разберемся, в своей дремучей земщине, м? Без опричников и всяких прочих… Нам бы бандюг изжить, и канализацию починить — и будет счастье!

— О, да, — Женя радостно улыбнулся. — Прикинь — Холод в дружину записался. Вместе с Рыбаком милоградское направление сейчас отрабатывают, в районе паромной переправы.

— Почуял, куда ветер дует… — вернул ему улыбку я. — Ну, раз Рыбак там — можно быть спокойным, и мышь не проскочит!

Грузовик остановился и Кравченко гаркнул:

— Приехали мужики!

И мы полезли наружу — сменять группу ДНД с улицы Бакланова. Заснеженные, усталые и веселые вышемирские дружинники встречали нас радостно.

— Нормально все было, гада одного только с нудистскими очками поймали, извращенец хренов, на баб наших пялится хотел! — пояснил Атрощенко — один из ветеранов Балканской войны с улицы Бакланова, командир группы. — Удачи вам, мужики! А мы по домам… В баньку охота сил нет!

Они свои сутки оттрубили, им пора было домой, к женам и детям, в заводские цехи и конторы, к мирной, самой обычной жизни. Кравченко переговорил с комгруппы, провел ревизию бетонного пакгауза и укреплений из бетонных же блоков и мешков с песком. Земляки уже махали нам из кузова, их командир, хрупая подошвами по снегу, подбежал к кабине, влез на сидение рядом с водителем. Грузовик посигналил и укатил, и мы остались у моста.

— А что такое нудистские очки? — спросил какой-то молодой пацан, кажется — из соседнего дома.

— Дык! Елы-палы! Смотришь на бабу-ска — и через одежу-врот цыцки видно, га! — объяснил кто-то из снага.

* * *

Честно говоря — было холодно и скучно. Машин мимо проезжало не так чтобы очень много, да и арка сканера, установленная над шоссе, позволяла не тормозить каждую встречную-поперечную легковушку. Водители с вышемирскими номерами сигналили нам одобрительно, махали руками, здоровались со знакомыми. Остальные — замедляли ход, осторожно проезжали под прицелом десятка автоматных стволов.

Аристократы на дорогущих люксовых электрокарах или сервитутские жители бес знает на чем — эти явно злились, но ничего поделать не могли: мы были в своем праве, трасса Гомель-Брест относилась к трактам, находящимся в государевой юрисдикции, и по ней мог ехать кто угодно, а вот дорога на Вышемир — обычная, земская, и распоряжаются ей уездные власти. Так что будьте любезны, следуйте земским правилам, главное из которых… Да, да, про чудовищность и однообразность. Иногда выстраивалась очередь из машин, и кто-то из нас подходил к водительской дверце:

— С какой целью следуете в Вышемирский уезд?

Реакции были самые разные:

— В Мозырь еду! Мне ваш Вышемир и нахрен не нужен! — сердито ворчал молодой кхазад.

— К Солтанам на прием, я — Грахоцкий! — возмущался усатый-волосатый седой мужчина с таким видом, как будто он как минимум светлейший князь, а не застенковый шляхтич на потрепанном электрокаре с жуками по кузову.

— В Пинск, мимо… А что тут у вас, мужики, какой-то кипишь? Случилось что-то? — с искренним интересом спрашивал отец семейства в видавшем виде минивэне.

— А что, хлопцы, может вам шоколаду? Я на магаз к себе везу, вам по плитке дам! Я ж вышемирский, знаете «Сладкоёжик»? Во! Эт мой магаз! Я в четверг на дежурство, в дружину! Давайте, давайте, открывайте багажник! О, йопта, Зборовский? Да ну нафиг! Предводителю — две шоколадки! Власть с народом, и народ — за такую власть! — суетился местный предприниматель.

В общем — с одной стороны разнообразно, с другой стороны — однообразно.

А потом раздался визг шин, и мы увидели, как по мосту с дикой скоростью несется белый мощный электрокар, чем-то напоминающий наш, земной «крайслер». Такой же мордатый и прямоугольный, респектабельный и внушающий уважение. Грохотали басы — из салона авто несся зубодробительный тяжелый