спускался к реке, плавал, загорал. Он спешил, но тяжелый чемодан оттягивал руку, приходилось замедлять темп.

Когда добрался до знакомого переулка, руки висели, как плети, ноги еле двигались. Вот и трехэтажная серая глыба дома. В нем темно, ни один огонек не пробивался из окон. Он повернул рычажок звонка. Тишина. Стукнул ногой в дверь. Никакого ответа. Куда все подевались? Наконец услышал поскрипывание деревянной лестницы, сверху со свечой спускалась пожилая женщина. Он ее не знал.

– Вам кого?

Эрих объяснил. Незнакомая женщина сказала, что ему не повезло. Его родители уехали в Берлин, к родственникам. Обещали вернуться к вечеру. Он может остаться, подождать их. Эрих поблагодарил, отказался, оставил только чемодан и вещмешок и отправился в центр, к театру. Хотел побродить по городу, по знакомым улицам. Необыкновенно теплое чувство нахлынуло на него. На площади перед театром он остановился. В мирное время вся площадь была залита огнями, театр освещали прожектора. А теперь? Сплошное затемнение.

Вот и мраморный памятник кайзеру, Его Величеству Вильгельму Первому, сидящему на коне. Это был суровый кайзер, который не любил сентиментальности, но страной фактически управлял канцлер, Отто фон Бисмарк. Эрих вспомнил, как с приятелями, выпив, он поспорил, сказал, что заберется на памятник и сядет впереди кайзера. Спор он выиграл, забрался на лошадь, посидел впереди кайзера. А когда спускался, чуть не сломал себе шею и вдобавок попал прямо в объятия полицейского вахмистра.

Темнота и тишина. Никакого движения. Редкие автобусы подъезжают, пассажиров мало, автомобилей почти не видно. А на часах всего восемь вечера. Он отправился на вокзал. Дежурный по перрону объявил о прибытии поезда из Берлина. Он ждал на площади у главного входа в вокзальное здание. Пассажиров было немного. И в группе выходивших одетых в военную форму мужчин он заметил своих родителей. Его мать и отец. Они двигались медленно, неторопливо, о чем-то устало переговаривались. Мать прислонилась к отцу, и он осторожно вел ее. Они постарели, стали ниже ростом, лица бледные. Может, это из-за слабого освещения? Он загородил им дорогу. Мать его не узнала. И только отец выдохнул.

– Не может быть! Эрих?..

На следующее утро он решил выполнить данное ему печальное поручение. Отец вытащил из подвала садовую тележку. Эрих положил на нее чемодан и отправился по указанному адресу. Но его ждало разочарование. Фрау Шмидт неделю назад вместе с детьми уехала в Дрезден. Адрес никому не оставила. Вернется ли? Едва ли. Ее квартиру заняли другие люди. Вот тебе на… Что же делать с чемоданом? Удрученный Эрих вернулся домой, рассказал отцу о своей неудаче. Тот рассудил просто. Тебе надо в Берлин? Вот и поезжай, выполняй другие поручения. А чемодан пусть полежит дома.

– Я поспрашиваю у знакомых, может быть, кто-то знает, куда уехала фрау Шмидт, даст ее адрес в Дрездене, – сказал он.

На том и порешили, и на душе у Эриха полегчало.

Берлин Эриха не особенно порадовал. Унтер-ден-Линден показалась ему поникшей, опустевшей, липы давно спилили, никаких скамеек, никаких украшений на домах. Спешащие военные, редкие пожилые женщины с сумками, появились монашки, одетые во все черное с белыми накидками. В продуктовых магазинах очереди. Такого раньше не было. Молодых мужчин в цивильной одежде почти не встретил. На окнах затемнение. Магазины готового платья и модной обуви закрыты. Порцелян[5] никого не интересует. Но самое печальное – на лицах людей нет привычных улыбок. Все озабоченные, все спешат, по сторонам не смотрят. Где те прежние веселые берлинцы, готовые посидеть в уличных кафе, порассуждать о новой премьере в театре, жаждущие посмеяться над комедией? Хотя нет, жизнь продолжается, в кинотеатры очереди, афиши с портретами актеров развешены, идут новые фильмы. В кинотеатре «Хронос» – новый фильм «Великий король» о Фридрихе II.

Эрих выполнил печальное поручение, передал вдове Хофманна письмо командира батальона и выразил ей свое сочувствие. Посидел немного, рассказал о прекрасном выступлении Хофманна с монологом, затем об ужасном налете русских. Фрау Хофманн слушала молча и смотрела в окно. Она предложила Эриху кофе, он отказался, удерживать его она не стала. С его души свалился последний тяжелый груз. Он вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Теперь свободен, предоставлен самому себе.

С Унтер-ден-Линден он отправился в Карлсхорст. Решил нанести визит дядьке Отто и тетке Хелен. Они его не ждут, вот это будет для них кунстштюк. Не успел он добраться до знакомой улицы и сквозь витринное стекло заглянуть в лавку, где находилось немного покупателей, как тетка Хелен, стоявшая за кассой, увидела его и тотчас выбежала на улицу.

– Ах, боже мой, Эрих! – закричала она, обняла его и стала целовать. – Идем, идем скорее к нам домой. Не верю своим глазам: ты живой и здоровый. Да, цивильное пальто пошло бы тебе куда лучше, чем эта серая форма. Но ничего, мы тебя переоденем.

Пахло мастикой. Под ногами скрипели натертые деревянные ступени.

– Отто, Отто! Посмотри, кто к нам приехал!

Они поднялись на второй этаж. На пороге с накинутым на плечи старым кителем фэйнриха стоял дядька Отто. Он постарел, волосы поредели и стали совсем белыми. Руки у него слегка дрожали.

Дядька обнял его, и на своих щеках Эрих почувствовал влагу.

– Мы давно ждем тебя, парень. Вчера твои были у нас. Только о тебе и говорили. И вот ты, легок на помине. Давай, мать, накрывай на стол.

Спустились в столовую. В ней ничего не изменилось. Все та же простая деревянная мебель, стулья с высокой прямой спинкой, у окна буфет с гномами, с цветным стеклом, там стоит штоф, наполненный шнапсом, в углу комод с бельем, рядом деревянная скамья с крутой спинкой. На одной стене те же выцветшие типографские портреты Фридриха Великого и Бисмарка, рядом фотографии фэйнриха Краузе в парадном мундире рейхсвера. Но не было прежней фотографии раненых солдат в госпитале Белиц, попавших туда после сражений на полях Первой мировой войны. Среди раненых находился ефрейтор связист Адольф Гитлер, чуть ниже сидел молодой дядька Отто. Куда убрали фотографию?

– Ну, рассказывай, рассказывай, камрад, как там на фронте, кто кого бьет, вы русских или русские вас? Москву не взяли, отошли. Под Сталинградом сдали целую армию, под Курском потерпели поражение, наши новейшие танки ничего не доказали и что теперь?

– Что ты, Отто, пристал к человеку, – с подносом в руках в комнату вошла тетка Хелен. – Дай ему прийти в себя, он устал от военной жизни, а ты снова возвращаешь его туда. Ему надо поесть по-человечески, отдохнуть.

– Да я не собираюсь его мучить, – дядька дернул плечами. – Пусть только