не зажигали. Экономили. На стенах, как это было принято в артистических кафе, висели фотографии знаменитостей, под каждой размашистая подпись. Он переводил взгляд с одного портрета на другой. Вот Густав Грюндгенс, возле него русская Ольга Чехова, рядом Ханс Альберс, чуть дальше чешка Лидия Баарова, шведка Цара Леандер. Полный интернационал. Нет, не полный. Нет среди них евреев. Чем провинились?

Люди входили, выходили. В зале сгущались клубы сизого дыма. Ни одного знакомого лица. И вдруг… Он чуть не вскочил со стула и едва не закричал: «Клаус! Клаус!»

Вошли трое. Среди них двое было знакомых, оба высоких, стройных. Один лысоватый, поправлял тонким указательным пальцем сползавшие ему на нос круглые очки, под мышкой толстая режиссерская книга – Клаус Граббе. Он еще больше ссутулился. А второй… Лучше бы его не видеть. Это его знакомый по военному призыву 1939 года, в год пятидесятилетия Гитлера, когда Эриха пригласили в казармы генерала Людендорфа и зачислили в состав молодого резерва Франкфуртского-на-Одере пехотного полка. Но на учения его не отправили, отпустили в театр, радовать своим искусством публику, что вызвало недоумение у его напарника Зигфрида Адольфа Клинге, которому пришлось надеть солдатскую форму и отправиться на учения.

Клинге заметно изменился, посолиднел, возмужал. Его выдавала спускающаяся на лоб черная челка. На лацкане пиджака блестел золотой партийный значок. С ними черноволосая, стройная и миловидная девушка лет двадцати пяти. Они искали свободный столик. К ним подбежал кельнер, подвел к стене. Они сели напротив Эриха. Ну что ж, Эрих решил рискнуть. Он поднялся.

– Кого я вижу, герр Граббе, старый знакомый!

Клаус уставился на него близорукими глазами, пытался вспомнить, где он видел этого человека, потом хлопнул себя по лбу.

– Герр фон Ридель! Какая неожиданная встреча, – произнес он. – Присаживайтесь к нашему столику, присаживайтесь. Рад вас видеть. Знакомьтесь, это помрежа Моника Хауфф, а это партийный руководитель нашей студии Зигфрид Адольф Клинге.

Клинге и Эрих протягивать руки друг другу не стали. Они обменялись наклонами головы и многозначительными взглядами. «Золотой фазан», как с ядовитым сарказмом называли фронтовики партийных функционеров, отсиживавшихся в тылу, явно почувствовал себя неудобно. На его лице застыло напряженное ожидание.

– Мы знакомы, – сказал Эрих, – вместе готовились к военным учениям.

– Да-да, – тотчас подхватил Клинге, – мы достаточно хорошо знакомы.

– Предлагаю выпить, господа, – прервал обмен колкостями Граббе, – у нас сегодня особый день, мы отмечаем успех фрейлейн Хауфф, нашу Монику назначили на должность помощника режиссера. И предоставили право набора актеров на роли.

– Vivat! – выкрикнул Клинге.

Эрих поднял рюмку и улыбнулся фрейлейн Хауфф. В ответ получил одобрительную улыбку. «Она прелесть», – пронеслось у него в голове.

– Герр фон Ридель снимался в нескольких фильмах, если я не ошибаюсь, в «Семейном учителе» и в «Хороводе девушек», – сказал Граббе, обращаясь к Монике.

– И еще в музыкальном ревю «Дамы приглашают кавалеров», – добавил Эрих.

Моника посмотрела на него вполне благосклонно и улыбнулась еще раз.

– А мне хотелось бы знать, герр фон Ридель… – услышал Эрих. Он повернул голову и наткнулся на острый взгляд черных глаз Клинге. «Золотой фазан» не улыбался. – Чем вы занимаетесь сейчас, в это боевое время?

Эрих помолчал, не хотелось портить вечер. Но Клинге сам напрашивался.

– Государственная театральная палата не сочла нужным оставить меня в театре, – многозначительно произнес Эрих. – Мне поручили идеологическое задание: создавать у нашей публики патриотическое настроение, чем я и занимался последнее время. – Голос у него обретал силу. – Эту задачу нам, немецким деятелям искусства, поручил рейхсминистр Геббельс! – Лицо у него стало серьезным.

Клинге уставился на него, хотел открыть рот, но промолчал. Было заметно его раздражение и разочарование.

– Но где вы сейчас, герр фон Ридель? В каком театре работаете? – поспешила снять напряжение фрейлейн Хауфф.

Эрих посмотрел в ее синие глаза и на какое-то мгновение понял, что этот вечер для них обоих так просто не кончится. Эта девушка зацепила его. Он только сейчас разглядел, что у нее необыкновенно красивый овал лица, узкий тонкий нос, четкие губы. И белая кожа. Очень нордический тип. И если два таких нордических типа сойдутся вместе…

– Я работал в городском театре Франкфурта-на-Одере, фрейлейн Хауфф, а в настоящее время выполняю долг каждого настоящего мужчины, служу в вермахте, – тихо сказал он и улыбнулся. – В отличие от других, которые только изучают военное дело, я добровольно отправился на Восточный фронт. Нахожусь на передовой, служу в пехотной роте в России. В Берлин прибыл для выполнения ответственного поручения нашего боевого командования.

Брови у Клинге поползли вверх. Он, конечно, не ожидал такого.

– А как вы оказались в Бабельсберге? – спросил Граббе. – Вас кто-то пригласил на съемки?

– Да-да. Дома меня ждало письмо. – Эрих хотел достать его, но потом передумал. – Мне написали, что приглашают сниматься в фильме «Я тебя подожду».

Трое сидевших напротив переглянулись.

– От кого было письмо? – поинтересовался Клинге.

– От знакомой, от бывшей помрежа фройляйн Кнопф.

Пауза.

– Ах вот оно в чем дело! – Клинге всей грудью лег на стол. Он вытаращился на Эриха, как будто увидел черта, выскочившего из табакерки. Поймал свой момент. – Я все понял! Значит, вы поддерживали связь с этой коммунисткой, с этой еврейской притворщицей, так?

Лица у Граббе и у фрейлейн Хауфф тоже вытянулись. Губы у них сжались.

Эрих был в замешательстве. Он понял, что совершил глупость. Не надо было произносить фамилию Кнопф. В такую ситуацию ему еще не приходилось попадать. Надо было спасать положение, но он не находил слов.

– Я был связан с ней только на съемочной площадке. Не больше чем другие, – спокойным тоном произнес он.

– Я давно подозревал, герр фон Ридель, что вы симпатизируете красным. – Клинге откинулся назад и теперь в упор с усмешкой рассматривал Эриха. Он прижал противника к стенке и наслаждался свой ролью победителя. – К вашему сведению, на нашей киностудии не осталось больше ни одного красного. Нет ни одной персоны еврейской национальности! Чистота немецкой расы, залог нашего будущего, – это то, к чему призывает наш фюрер!

– Как вы могли связаться с ней? – у фрейлейн Хауфф от возмущения загорелись щеки.

У Эриха на мгновение появилось желание плюнуть на всех, встать и уйти. Конечно, этот Клинге злопамятный, он очень опасный тип, но и оставаться в роли побежденного Эрих не мог. Таких нациствующих элементов, как Клинге, он презирал! Нельзя им встречаться, у них полная несовместимость.

– Я воюю на фронте, герр Клинге. – Эрих не выдержал и стукнул кулаком по столу. – Я на передовой сражаюсь против вооруженных красных! Воюю с ними не на жизнь, а на смерть! А воевать с женщинами в мирных условиях не привык.