Какой же он мерзавец! Неужели нельзя по-хорошему расстаться с женой? Хотя бы из чувства благодарности за ее бесцельно прожитые в его обществе годы! Жизнь несправедлива! Почему бездельнику Максиму, который не заслуживает ничего, кроме презрения, вдруг достались миллионы?

Оля смотрит на свои руки, а по ее щекам катятся слезы. Нет, я не оставлю ее одну!

— Я обычно стараюсь не обращаться за помощью к родителям, но не в этом случае. У моей семьи есть хороший адвокат. Он займется твоим делом. Не переживай, все наладится, — подхожу к ней и обнимаю. — Ты не одна, слышишь?

Кирилл паркуется возле офиса компании «Х».

— Пока, зайка! — он чмокает меня в губы. — Вечером заеду.

Бормочу что-то невнятное в ответ и выхожу из машины. С трудом держа равновесие на покрытом ледяной коркой асфальте, дохожу до лестницы и хватаюсь за перила, чтобы не поскользнуться.

— Варнас! — слышу за спиной голос Рябинова. — Кто это тебя привозит утром на работу?

Вечно он некстати! Меньше всего хочется обсуждать с ним свою личную жизнь! Тем более что и обсуждать здесь нечего: у нас с Кириллом нет ничего серьезного — просто иногда проводим время вместе. Незачем кому-то знать подробности.

Рябинов берет меня под локоть и помогает подняться. Мы входим в здание и следуем к лифтам.

— Так кто это был? — снова спрашивает он.

— Бывший муж, — отвечаю в надежде на то, что такой ответ остудит его пыл и избавит меня от дальнейших расспросов.

— Который? — Рябинов приподнимает брови.

— Первый. Он самый любимый, знаешь ли.

К моей радости, на этом расспросы заканчиваются.

Все заняты своими делами: Аня подписывает счета, заметно повеселевшая после вчерашней консультации с адвокатом моей семьи Оля что-то объясняет Малиновой, Лидочка любуется на себя в зеркало пудреницы. Негромко приветствую присутствующих и включаю системный блок. На рабочем столе меня ждет высокая стопка документов на подпись, поверх которых лежит заявление Лидочки на двухнедельный отпуск.

— Что это? — удивленно спрашиваю я.

— Мне нужно в отпуск, — отвечает она как ни в чем не бывало и захлопывает пудреницу.

— Но у тебя нет неотгуленных дней. Тем более что ты уже брала две недели в этом году, а сейчас только март.

— Тебе жалко?!

Ее наглость переходит все границы! Причем она наглеет с каждым днем все больше и больше. Что такое произошло, если Ландышева потеряла связь с реальностью?

— Мне — нет. А отделу кадров, который предусмотрел в трудовом договоре двадцать восемь дней календарного отпуска в год — жалко.

— Я подпишу у Виктора, — она вскакивает с места.

— Без моей визы? — изгибаю бровь. — Удачи.

Схватив заявление, озлобленная Ландышева пулей вылетает из отсека, по пути чуть не споткнувшись на высоких каблуках. Забыв о своих делах, Оля, Аня и Малинова шокированно смотрят на меня: если раньше я и осаждала Лидочку, то не так жестко. Но и она раньше не позволяла себе подобные демарши!

— Тамара, подойди попозже, — чуть слышно произносит Ухова и, дождавшись, когда Малинова уберется из отсека, обращается ко мне. — Что-то случилось?

— У меня — нет. А вот у твоей подружки, похоже, весеннее обострение. Быть может, ты мне скажешь, чем оно вызвано?

— Да они не общаются уже неделю, — бормочет Аня.

— О, — произношу я. — В таком случае, Ландышева всего лишь тронулась умом. Не стоит переживать.

Сажусь в кресло и с каменным лицом принимаюсь подписывать документы. Тщеславие вопит во все горло, что необходимо поставить Ландышеву на место, самолюбие отбивает барабанную дробь, и даже здравый рассудок соглашается с тем, что мне, как руководителю, необходимо со всей жесткостью охладить пыл строптивой подчиненной, дабы остальным было неповадно.

Через несколько минут она возвращается и с премилой улыбочкой сообщает, что Виктор ждет меня у себя. Он, что, рехнулся? Мог бы и сам мне позвонить, а не передавать приглашения через нее! Сохраняя внешнее спокойствие, я продолжаю сидеть на месте и подписывать документы.

— Он тебя ждет, — сквозь зубы процеживает Ландышева.

— В данный момент у меня есть более важные дела, нежели обсуждение твоего отпуска. Можешь еще раз сбегать к Вите и сообщить ему об этом.

Аня издает негромкий смешок, после чего Лидочка, окончательно утратив контроль над своими эмоциями, снова убегает.

— Это было круто, — радостно произносит Аня, но я делаю вид, будто не услышала ее слов.

Вскоре звонит телефон — это Рябинов. Видимо, решил узнать, почему я не бегу сломя голову в его кабинет. Что ж, буду придерживаться выбранной тактики. Не уволит же он меня! И лучше быть уволенной, чем позволить подчиненным общаться в подобной манере.

— Да, — уставшим голосом произношу я, сняв трубку.

— Маш, что там у вас происходит?

— У меня происходит подписание договоров на пять миллионов, потому что курьер клиента сейчас ждет на ресепшене. Что происходит у Ландышевой — спроси сам.

— Понял. Зайди ко мне, как освободишься.

Ничего не отвечаю и просто вешаю трубку. Тщеславие под фанфары самолюбия радостно хлопает в ладоши, восхищаясь нашей ледяной выдержкой и нашим остроумием. Здравый рассудок лишь произносит: «Вот так и будет».

К Рябинову я захожу лишь спустя полчаса.

— Что случилось? — усаживаюсь в удобное кресло напротив него.

— Ты мне расскажи. Ко мне прибежала Лидочка, вся в слезах, и сообщила, что она уже купила билеты куда-то там, а ты ей отпуск не даешь.

— А она не сообщила, что уже отгуляла неделю сверх своего отпуска? И почему она купила билеты, даже не уточнив, отпустят ее или нет?

— Маш, ты же ее знаешь… Ну дура, что с нее взять?

— То есть на должность моего зама ты поставил дуру, которая ничего не смыслит не только в страховании, но и в корпоративном этикете?

— Варнас, подвязывай, — Рябинов вмиг делается серьезным.

Здравый рассудок подсказывает, что нам не мешало бы сбавить обороты, но Ландышева уже переступила черту невозврата — никаких послаблений не будет. К тому же, сдав позиции сейчас, я навсегда потеряю уважение подчиненных.

— Виктор, позволь мне самой руководить сотрудниками. Ранее у тебя не возникало сомнений в том, что я вполне справляюсь с такой задачей. Так что изменилось сейчас?

Смотрю ему в глаза до тех пор, пока он не отводит взгляд.

— Хорошо, разбирайся сама. Я просто не хочу скандала, сейчас не до этого.

— В чем дело? — изгибаю бровь.

— Ну… — он трет переносицу. — Это к работе не относится, не бери в голову, — отвечает он, уставившись в монитор.