— Все это, безусловно, омерзительно, но какое нам с тобой дело?

— Его жена — отличная тетка! И этот гандон всем ей обязан. Мог бы из признательности не таскать свою б. дь в их дом! — Гоша с отвращением морщится, словно его вот-вот вытошнит.

— Ожидала услышать такое от кого угодно, только не от тебя, — с усмешкой произношу я.

— Да ладно? Крошка Мэри плохо разбирается в людях.

— Потому что я усомнилась в твоих высоких моральных принципах? Ты уж прости, но у меня была причина.

Гоша выглядит обиженным, как будто его задели за живое. С чего бы ему так болезненно воспринимать подобные комментарии в свой адрес? Разве это не он напоил Олю и напросился ко мне на ночь, после чего воспользовался моим гостеприимством и ее беспомощным состоянием? И пусть она на него не в обиде и даже считает его веселым, но вот у меня сложилось другое мнение на его счет. И вряд ли кто-то сможет меня переубедить.

— Да ладно? Ухова? — он улыбается.

— Хотя бы она.

— А ты не думала, что я оказал ей услугу? Муж ее бросил еще до своего ухода: она три месяца не занималась сексом. А на прощание он окунул ее в дерьмо, в красках описав все ее недостатки: излишний вес, нехватка интеллекта, отсутствие вкуса и прочее, прочее, прочее… Она подавлена, разбита, у нее нет друзей…

— С чего такие выводы?

— Она бы рассказала о своих проблемах друзьям, а не нам с тобой. Или ты считаешь себя ее подругой? — на его губах снова появляется фирменная улыбка. — Так что не надо меня упрекать: для Уховой я оказался ложкой меда в бочке с дерьмом. За что она крайне признательна.

— Ну, конечно, — морщусь.

— Ну, конечно, — передразнивает меня он. — Ты так и не ответила: считаешь себя ее подругой?

— Если и так, то какая тебе разница?

— А ты не думала, что ей нужна поддержка, а не твои нравоучения? У тебя бегущая строка в глазах: «Какой ужас! Как она низко пала!».

— Я так не считаю.

— Да ладно? Тогда прости, я ошибся, — он натянуто улыбается.

Отвожу взгляд: конечно, я всячески пытаюсь поддержать Олю, но в глубине души все равно осуждаю ее интрижку с Шаровым. Понимаю, что у меня нет морального права на порицание, но ничего не могу с собой поделать. Вот только я думала, что хорошо скрываю свои чувства! Видимо, я ошиблась.

— Почему тебя так беспокоит Оля? — спрашиваю я.

— Потому что она — хороший человек, с которым хреново обошлись. Этого недостаточно?

Сказанное слабо вяжется с образом подонка Шарова, который я себе нарисовала в первый же день нашего знакомства. Неужели я так плохо разбираюсь в людях? Или он всего лишь вводит меня в заблуждение? Жду подсказки от здравого рассудка, но он молчит. Вспоминаю теплые отзывы Оли в адрес Гоши — похоже, она и впрямь была крайне признательна ему за своеобразно оказанную поддержку.

— Если ты не против, то я приступлю к еде. Разговоры о сексе всегда возбуждают аппетит.

Зря я сомневалась в своей проницательности: Шаров — просто животное!

Выходные, проведенные у родителей вдали от работы, шума большого города и, конечно же, Кирилла, который начал проявлять небывалую активность, позволили отдохнуть и набраться сил для новых свершений.

В субботу в гости приезжал Алексей Константинович со своей женой, Ольгой Михайловной, и пятнадцатилетней дочкой Сонечкой. Папá несколько раз обыграл его в бильярд, потом по моей просьбе один раз поддался, чего Алексей Константинович не заметил и чему был несказанно рад. Мамá развлекала Ольгу Михайловну рассказами о всякой ерунде — цветоводство, Альфи, кулинарные рецепты, снова Альфи, великолепие Ватикана, выставка импрессионистов, опять Альфи, новая коллекция Chanel, в который раз — Альфи.

Сонечка прибежала в мою комнату и принялась рассказывать про того мальчика, про которого «помнишь, я говорила тебе месяц назад» и который «представляешь, позвал меня в кино на какой-то мультик», а потом «провожал до дома эту дуру Петрову, а она такая страшная и уже совсем не девственница!».

В это время Кирилл забивал память моего телефона сообщениями, содержащими «люблю — не могу», «хочу тебя прямо сейчас» и даже перед сном «а что на тебе сейчас надето?».

Поскольку родители были заняты гостями, то они совсем забыли о нравоучениях и за два дня не сделали мне ни единого замечания.

В общем, уик-энд удался, поэтому на протяжении всего пути до офиса довольная улыбка не сходит с моего лица.

Все меняется в мгновение ока, когда я вижу, как Мокрозад паркует свою машину возле входа. Ничего не остается, как припарковаться за ним. С трудом сдерживая непреодолимое желание поддать газу и снести ему бампер, я все-таки глушу мотор и выбираюсь из машины. К моему удивлению, Мокрозад остается сидеть в своем авто.

Опен-спейс пустует. Вешаю кожаную куртку на спинку кресла и включаю системный блок. Вентилятор внутри чуть слышно гудит, а на мониторе высвечивается окно ввода пароля. Даже не глядя на клавиатуру, печатаю «individualisation!238» и нажимаю Enter.

— О, ты уже здесь! — Аня впопыхах стягивает с себя пуховик. — Хорошо, что еще никого нет! У меня к тебе дело.

И она принимается рассказывать, что Три Эс, пребывающий в стадии бракоразводного процесса, уже сделал ей предложение и даже подарил кольцо, которое, конечно же, Аня не надела, дабы избежать расспросов, но которое она сфотографировала. Она тычет мне в лицо свой мобильный телефон, чтобы я могла воочию лицезреть великолепие подарка. Кольцо, конечно, не в моем вкусе — косичка из белого и желтого золота, россыпь черных бриллиантов, а в центре — белый бриллиант на ножке. Изображаю улыбку и произношу: «Оно прекрасно!», хотя по спине пробегают мурашки: я была лучшего мнения о вкусовых предпочтениях Семена Степановича. Но на этом Аня не остановилась: оказывается, Три Эс хочет устроить воистину королевскую свадьбу и уже подыскивает загородный дом отдыха для празднования самого счастливого, по его словам, дня. Молча слушаю, мечтая о том, чтобы кто-то из девочек уже, наконец, появился на рабочем месте, тем самым избавив меня от внезапного словесного недержания Безуховой.

— Не знаю, где найти платье, — произносит она с такой горечью, словно лишилась близкого человека.

Платье… Платье! Я так и не решила, в чем пойду на званый ужин по случаю дня рождения Терехова. Что-то строгое, что-то элегантное и что-то необычное… «Синее! Синее! Синенькое!!!», — кричит тщеславие. «Не будь дурой…», — устало изрекает здравый рассудок.

— И я в этом совсем не разбираюсь. Можешь съездить со мной? — Аня с мольбой смотрит мне в глаза.

Я в замешательстве: пару недель назад я совсем ничего не знала о личной жизни девочек, и, если уж быть честной с самой собой, даже не хотела ничего знать — меня вполне устраивали отношения, не выходящие за рамки рабочих. Теперь я посвящена в сердечные тайны Оли и Ани, но я ума не приложу, что с этим делать. У меня никогда не было друзей: до шестнадцати лет я все свободное время проводила с семьей, после — с Кириллом, потом — со вторым мужем, а дальше — на работе. Я была так занята! Сейчас мне двадцать девять лет, и я ничего не знаю о дружбе. Я не умею дружить. Не могу представить, как я за чашечкой чая или за бокалом вина рассказываю кому-то о своих проблемах и страхах, потому что я никогда этого не делала. Психоаналитик не в счет, да и с ним я не была предельно откровенна.