Питер так и не вынырнул из воды. Это совершенно точно. Томас увидел бы его. Но, может быть, он просто решил пошутить? Может, он незаметно выбрался из воды, худой, как тростинка, и прячется сейчас где-нибудь за деревом, посмеиваясь над ним?

Томас вновь смотрит на часы.

Над тихими водами пруда порхает стрекоза: ее крылья двигаются так быстро, что их невозможно разглядеть, а ее переливающееся голубое брюшко сверкает на солнце, чьи лучи внезапно и совершенно неожиданно пробились сквозь нависающие ветви деревьев.

– Питер! – кричит Томас. – Питер!

Он видел, как тот нырнул в пруд. В этом нет никаких сомнений. Словно вонзился в воду, как лезвие ножа, едва подняв брызги.

Но Томас больше не видел его на поверхности.

– Питер! – кричит он, и его голос срывается.

Привлеченные отчаянным криком Томаса, мальчишки собираются вокруг него, как собаки.

– Пит не вынырнул!

– Пит в пруду!

– Он утонул! Утонул!

– Он должен нырять!

– Почему он ничего не делает?

– Он должен его вытащить!

Томасу кажется, как будто он только что вылетал из своего тела, но не смог вырваться и вынужден был вернуться, словно притянутый назад невидимой эластичной нитью. До него доходит, что они говорят о нем.

Он должен нырять.

Он ничего не делает.

Он должен его вытащить.

Томас знает, что следует делать, но его будто парализовало. Он просто стоит и смотрит на воду – черную из-за отражающихся в ней туч – и следит взглядом за единственной стрекозой, лениво и беспорядочно порхающей над тихой поверхностью пруда.

– Бегите за помощью, – шепчет он, чувствуя, что все его тело заледенело, кроме сухих, потрескавшихся губ. – Вызовите «Скорую».

Мальчишки, как единое целое, бросаются сквозь заросли, оставив Томаса наедине с водой, тишиной и электронными часами, неумолимо отсчитывающими на своем сером дисплее каждую секунду его бездействия. В конце концов он сдвигается с места и заходит в холодный пруд, бредя сначала по мелководью и бессмысленно размахивая в воде руками, словно Питера можно было бы отыскать где-то совсем рядом. Потом дно резко уходит у него из-под ног, и он уже не чувствует под собой ничего, кроме слабого сопротивления водной толщи. Когда его голова оказывается полностью в воде, Томас закрывает глаза, и его щеки раздуваются от набранного воздуха: он судорожно шарит руками повсюду, пока его пальцы не вцепляются во что-то мягкое. Он начинает тянуть это изо всех сил, и тут чьи-то руки крепко хватают его за плечи и вытаскивают на поверхность. Вода и водоросли мешают ему четко видеть, но ему удается разглядеть, что в воду заходит множество людей, пришедших на помощь.

– Я нашел его, – сдавленно произносит Томас, вспомнив наконец, что нужно дышать. Его руки все еще сжимают свою находку, но, опустив глаза, он видит, что это всего лишь какая-то тряпка, утопленный старый халат. А вовсе не его брат Питер.

Когда Томаса вытаскивают из воды и полицейские водолазы достают наконец тело Питера – бледное, раздувшееся от воды и посиневшее от холода, ему говорят, что он сделал все, что мог – его брата было уже не спасти. На дне пруда действительно лежала старая «Лада», и нога Питера застряла в ее разбитом окне, на глубине пятнадцати футов. Конечно, это была не та бездонная пропасть, которой пугала местная легенда, но и эта водная илистая ловушка стала могилой для его брата. В связи с этим, конечно же, проводят дознание, и Томасу приходится давать свидетельские показания, так же как и мальчишкам, которые были на пруду вместе с Питером. Следователь хвалит его за то, что он послал детей за помощью и сам попытался спасти брата. Однако потом, когда все показания свидетелей складываются в единую картину, становится ясно, что прошло целых две минуты с момента исчезновения Питера под водой до того, как Томас наконец вошел в пруд, чтобы его найти. Стоя за полированной деревянной свидетельской трибуной, Томас чувствует на себе тяжелый взгляд своей матери. Питер оставался живым под водой, вероятно, лишь около минуты. Потом уже никто ничего не мог сделать.

Почему же ты не бросился в воду раньше?

Томас сотни, тысячи раз задавал себе этот вопрос. И этот вопрос он читает в неподвижных, красных глазах своей матери, устремленных на него из зала.

Почему ты не бросился в воду раньше? Ты мог бы его спасти. Почему ты пошел к телефонной будке?

– Пит не вынырнул!

– Пит в пруду!

– Он утонул! Утонул!

– Он должен нырять!

– Почему он ничего не делает?

– Он должен его вытащить!

Томасу разрешили взять с собой небольшую пластиковую коробку личных, дорогих для него вещей: она закреплена под спальным местом, где он проводит, пристегнувшись ремнями, те несколько часов, что ему удается поспать ночью. Томас подплывает к этому месту и, приоткрыв крышку, быстро засовывает внутрь руку, чтобы лежащие в коробке вещицы не выскользнули наружу. Нащупав нужный предмет, Томас вытаскивает его и, защелкнув крышку, возвращает коробку на место. Он долго разглядывает это, после чего надевает на руку: гибкий металлический ремешок плотно обхватывает его запястье. Томас смотрит на циферблат электронных часов, до сих пор необъяснимым образом показывающих правильное время. Часы Питера.

Почему ты не бросился на помощь раньше? Ты мог его спасти. Ты опоздал.

Часы продолжали отмерять ход времени после смерти Питера – бег секунд, и минут, и часов, и дней. Недель, и месяцев, и десятилетий. Томас не может оторвать глаз от циферблата. Что, если часы отсчитывают теперь уже не время с той старой трагедии, а неуклонно приближают момент какой-то новой?

И что если на этот раз еще не поздно прийти на помощь?

Элли набросала на листе А4 некоторые заметки и созвала экстренное домашнее совещание. Она уселась в кресло бабушки у камина, а Глэдис с Джеймсом устроились на диване, выжидательно глядя на нее, как дети, вызванные к директору.

– Итак, пункт первый. На самом деле первый и единственный. Можем ли мы выбраться из того, во что вляпались, и если да, то как?

– А что… – медленно произносит Джеймс, – если мы заплатим деньги, которые задолжали, то все будет в порядке?

– Я просмотрела все письма, – говорит Элли. – В общем, да. Если мы погасим долги до даты выселения, то нас оставят в покое. Плюс еще нужно оплатить некоторые их расходы, связанные с тем, что они подавали на нас в суд и заваливали нас письмами. – Она многозначительно смотрит на Глэдис. – Что ж, какие будут предложения?

– Может быть, нам взять кредит? – предлагает Джеймс.

Элли рада, что он, по крайней мере, высказал эту идею, но вынуждена отвергнуть ее:

– Нет. Кто же даст нам кредит? Для этого нужно сначала доказать, что сможешь вернуть эти деньги.