обреченность… Вот, разве что, и разница вся. Хотя, – он наморщил лоб, – именно в тот, третий раз, я и испытал чувство это, что делать мне что-то нужно. Срочно, причем, нужно, и прямо сейчас. И как будто мысль в голове застряла: если вот немедленно не пойму, что делать надо, так до скончания века и буду на поле том лежать в вечном ужасе адском. Правда, тут не поручусь: может быть, и потом это уже всплыло. Но третий сон – как и второй, точно. И ощущение потом было, что это словно кольцо какое-то.

Павлик прищелкнул пальцами, оживляя память:

– Помните, фильм такой был – «День сурка»? Смотрели? – его собеседник улыбнулся и кивнул. – Один в один ситуация! Там же герой главный, которого Билл Мюррей играет, когда понял, что как по кругу ходит, он же выход искать начал! Пытался придумать что-то, чтобы из колеса этого вырваться, проклятого и заколдованного. И тоже ведь поначалу понять не мог, что делать ему нужно, чтобы кошмар тот прекратить. Вот и у меня во сне, видимо, ощущение похожее крепнуть начало. Но это я отвлекся уже, – он махнул рукой. – Короче, проснулся я. До утра глаз не сомкнул. Мыслей уже – что попустило, и кончилось все – нет и в помине. Сидел, курил, трясся. В мозгу только и крутится: «За что мне все это?» Впервые про Бога подумал! Ну не то чтобы серьезно там, но подумал! Наутро опять в Сеть полез. Теперь стимул был настоящий: понимать начал, что добром дело уже не кончится. Да еще загон все сильнее и сильнее, что с катушек слечу окончательно! Так и буду дурачком жить: в реальности нашей, а сознанием – навечно на поле том застряну, в ужасе да безнадеге кромешной. Не поверите: «День сурка» раз пять пересматривал, особенно по ночам, чтобы спать не ложиться только. Как почувствую, что уже все, тогда только и откидывался… Спать, я имею в виду, откидывался. Как засыпал – толком и не помню… Несколько дней так и прошло. Рыться продолжал и в Интернете, и в книгах. Но со снами вопрос темный оказался, а информация – однобокая какая-то. Народ все больше толкованиями занимался: что значат сны да к чему они привести могут. А тут дураком нужно быть, чтобы не понять, к чему это привести может. Ясень пень, только к персональной палате, в которой стены мягким обиты, а более ни к чему. Вот за этими занятиями неделя и прошла, ну, может, дней пять-шесть… И опять…

Павлик снова поковырял вилкой в тарелке, зацепил кусок мяса, но есть не стал.

– И опять – двадцать пять, за рыбу деньги! Повторяться смысла нет: все то же самое. Грохот очереди пулеметной, ужас животный, глаза Серегины, «Больно!» его. Запах с ума сводит земли свежей. И от контраста такого, я думаю, еще нереальнее и страшнее все. Вокруг – весна ведь, птички поют, травка зеленая, природа воскресает и радуется. Этому всему – жизнь, а нам – смерть… Да и не в смерти вопрос-то…. Я ж всю войну прошел, смерти-то повидал в достатке, – он искоса взглянул на собеседника и виновато улыбнулся. – Я – это тот, Игорь Смирнов который, двадцати шести лет, мордой в землю весеннюю впечатанный. Самое страшное тут – именно контраст этот да несправедливость. Чтобы покороче немного, сразу скажу: пятый, шестой сны – они один за другим пошли, может, в несколько дней разница… Вот тут я взвыл по-настоящему, – Павлик осунулся лицом, – по-взрослому, что называется. Вам показаться может: привыкнуть был должен, а на деле – наоборот. Я на пару дней в зажигалово жесткое ушел – надеялся, поможет. С утра и начал, как раз после последнего сна… Шестой это был, как сейчас помню… Я им счет-то вел, да и потом такое не забудешь, если уж честно. И хоть сон – как под копирку, но нет никакой разницы для тебя, в смысле, нет привычки к нему, воспоминаний там, что было это уже все. Все – как в первый раз. И накал один и тот же. А тут уже, наверное, система нервная уставать стала, сдавать. Я, если честно, – он в упор посмотрел на собеседника, – чего греха таить, про небытие это всерьез задумался. Не то чтобы о суициде конкретно, но появились мысли нехорошие тогда… Пару дней пробухал – снов нет вроде, да и умом-то понимаю, что в запой вечный не уйти ведь! Начал с удвоенной силой в Сети рыться… И тут я впервые про сновидения и услышал, – Павлик выделил ударением второй слог. – Если коротко совсем, насколько возможно, то сновидение – это совсем другая штука, нежели сон обычный.

– А разница в чем? – Игорь Сергеевич смотрел с интересом.

– Так я же про это и начал, – кивнул Павлик. – Совсем коротко не выйдет, конечно, но попробую, как смогу. Со снами, Игорь Сергеевич, вообще не совсем просто. Или, лучше будет сказать, вообще все запутано. Если по классике научной, так там – проще пареной репы, конечно. У ученых – у них все проще пареной репы. Если им верить, так сны – это результат мозга работы. Дескать, мозг, когда в другой режим переходит, в ночной то есть, то и начинает картинки всякие выдавать, на основе впечатлений дневных. И сны, собственно, мозг из дневных переживаний и конструирует.

– Ну да, – бизнесмен понятливо кивнул. – А что не так?

– Если коротко, вообще все не так, – хмыкнул Павлик. – А если подробно, тут литр нужен, и история моя никогда не кончится. Если по сути, то, что такое сны, никто толком не знает. Некоторые думают, что знают, ученые вон, к примеру. Хотя, – он почесал нос, – ученые тоже разные бывают. Но есть такие товарищи, кто эти сны исследовать начинает. Обживаться в них, управлять ими…

– Что значит «обживаться»? И как это снами управлять можно?

– Тут история сложная вырисовывается. Сначала надо обязательно понять, что ты спишь. Осознать, что все, происходящее сейчас, – сон. У вас такое было когда-нибудь?

– Было, – Игорь Сергеевич с улыбкой кивнул. – В детстве самом, несколько раз. Но это давно очень было, я сейчас и не вспомню уже толком, когда. Совсем еще ребенком маленьким был. Только помню, – тут он улыбнулся мягко и неожиданно тепло, – что, как понял я, что сплю, так радость – аж до слез, восторг! Но это мгновения какие-то длилось – узнавание, а потом проснулся сразу. Надо же… Я уж и забыл про это! Если бы вы сейчас не напомнили…

– Вот, короче,